Благодаря связям Буббы среди бездомных нам понадобилось минут двадцать, чтобы найти парня, подходившего под описание бомжа, укравшего мой ноутбук.
— А, Вебстер, что ли? — сказал посудомойщик в суповой кухне на Филдс-Корнер.
— Мелкий черный пацан, из телесериала девяностых? — уточнил Бубба. — Он-то нам на хрен сдался?
— Не, брат, уж точно не мелкий черный из телесериала. Мы ж теперь в две тысячи десятых живем, или тебе не сообщили? — скривился посудомойщик. — Вебстер белый, низенький такой, бородатый.
— Вот этот Вебстер нам и нужен, — сказал я.
— Не знаю, имя это у него или фамилия, но он спит где-то на Сидней, около…
— Не, он оттуда сегодня сдернул.
Снова гримаса. Для посудомойщика мужик явно был слишком чувствительным.
— На Сидней, рядом с Сэвин-Хилл-авеню?
— Не, я имел в виду другой конец, у Кресент.
— Тогда ни хрена ты не знаешь. Усек? Так что закрой варежку.
— Ага, — сказал Бубба. — Варежку закрой.
Он был слишком далеко, чтобы его пнуть, поэтому я заткнулся.
— Так вот, он там в конце Сидней живет, на пересечении с Бэй-стрит. Желтый дом, второй этаж, там еще кондер в окне, последний раз работал еще при Рейгане, выглядит так, будто скоро кому-нибудь на голову прилетит.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Мелкий черный пацан из сериала, — сказал он Буббе. — Не будь мне пятьдесят девять с половиной лет, я б тебе за такое жопу надрал. И основательно.
Дойдя до Сэвин-Хилл-авеню, Сидней-стрит становится Бэй-стрит и пролегает поверх туннеля метро. Примерно раз в пять минут весь квартал начинает ходить ходуном, когда под ним с грохотом проносится поезд. Бубба и я слышали уже пять таких вот грохотов, значит, проторчали в его «эскалейде» уже не меньше получаса.
Бубба не умеет и не любит сидеть на месте. Ему это напоминает о детских домах, приемных семьях и тюрьмах — местах, где он провел примерно половину своей жизни. Он уже поигрался с GPS-навигатором — вводил случайные адреса в разных городах, чтобы посмотреть, нет ли, случаем, в Амарилло, штат Техас, улицы под названием Пенис-стрит или не бродят ли туристы по Роговски-авеню в Торонто. Когда ему надоело искать несуществующие улицы в городах, куда он совершенно не стремился, он переключил свое внимание на радио. Поймав очередную станцию, он прислушивался с полминуты, после чего не то вздыхал, не то хрюкал и менял канал. Через какое-то время он достал из-под сиденья бутылку польской картофельной водки, глотнул. Предложил бутылку мне. Я отказался. Он пожал плечами, глотнул еще.
