- Да вы о ком? - девушка, наблюдая за его лицом, нахмурилась.
Я молчал. Слово - не воробей, вылетит - не поймаешь, и первое пришедшее на ум объяснение моей задержки вытянуло за собой целую легенду, лживую от начала до конца. Правдиво тут только описание внешности, остальное - полная чушь, но я осознавал, что повернуть все вспять уже не получится.
- Надо же... - повторил Трубин, качая головой. - А на вид - вполне приличный человек, рабочий, два трудовых значка имеет и специальный паек... Чего ему не хватало-то?
- Кому? - совсем тихо переспросила Полина.
- Наш сотрудник. Я поверить не могу... в глаз, шилом, живому человеку... - вид у Трубина был по-настоящему расстроенный. - Даже не знаю, что теперь делать.., - он машинально шагнул к подъезду Управления и остановился. - Нет, не сейчас. Лучше утром, как решили. В голове не укладывается... Может, пойти и поговорить с ним? Хотя так можно все испортить, не надо мне в это лезть... Вы, Эрик, как думаете, вернуться к дознавателю?
Легенда, которую я придумал, существовала теперь как бы сама по себе, и я пожал плечами:
- Не знаю. Я во всем этом не уверен, мог и обознаться в темноте.
- Но вы ведь узнаете его, если увидите? - подала голос девушка.
- Да, точно! - обрадовался Трубин. - Вы поймите, дело не в куртке, не в вещи, а - в принципе! Если человек, которого я хорошо знаю, на самом деле преступник, мой долг - забыть о своем хорошем отношении и сообщить дознавателю! Хотя бы ради того, чтобы он еще кому-то не выколол глаз.
- Может, все-таки подождем? - я еще цеплялся за нитку, но он уже убедил сам себя, и все было бесполезно:
- Нет, нет, надо! Обязательно надо вернуться! За ночь он может успеть скрыться... пойдемте, пойдемте!
Внутри у меня все ныло от мерзких предчувствий, но я послушно дал взять себя под руку и потащить обратно к высоким дверям.
* * *
Детство наше - мое и Хили, а может быть, общее - протекало плавно и спокойно, без потрясений, свойственных любому детству. Не помню, чтобы я с кем-нибудь дрался или у меня что-то отнимали. Не было случая, чтобы родители обошлись со мной несправедливо. Не случалось дома и скандалов, разве что иногда мама, недовольная "папой" или мной, закрывалась в маленькой комнате без окон и подолгу сидела там в тишине, листая книгу или просто уткнувшись лицом в сложенные ладони - но она не плакала, ни разу: подглядывая в щелку неплотно закрытой двери, я не видел ее слез. Может быть, она вообще разучилась плакать за долгие размеренные годы с моим "отцом", никогда не повышающим при ней голоса. Или же для того, чтобы отвести душу, она выбирала время, когда меня нет дома - не знаю.
