* * *
Я летел сквозь холодный тоннель к яркой вспышке света и боли. Она была красной - эта вспышка, как кровь, как закат, как знамя, рвущееся на солнечном ветру. И меня тянуло к ней, словно боль, причиняемая человеческими руками, отличалась от боли, вызванной ледяной ржавой проволокой.
Остро запахло каким-то лекарством, и доктор сказал:
- Ну вот, почти все. Плохо дело с глазом - это я честно вам скажу. Один у вас все-таки остался, это утешает, но вот этот - все. Окончательно.
Я посмотрел на него мутным от слез правым глазом, поморгал, изображение улучшилось. Врач был деловит, руки его мелькали, как рычаги какого-то механизма. Блондинка позади него с напряженнейшим вниманием вглядывалась в меня, и ее глаза-лезвия стали еще острее.
- Ну, ничего, - левую сторону моего лица закрыл безупречно сложенный лоскут белоснежной марли, и в кожу, словно коготки, вцепились полоски пластыря, три сверху, три снизу, одна сбоку и еще одна - через переносицу.
- Ничего, - повторил врач. - Главное, что вы видите. Не смейтесь: первое время нос будет мешать, потом привыкнете.
Медсестра звонко захохотала, и я невольно вздрогнул от неожиданного звука ее смеха, даже не неуместного в подобной ситуации, а просто противоестественного, как улыбка на лице трупа.
Тончайшая игла проткнула мышцу у меня на плече, впрыснула горький яд, вышла легко и звякнула на белом эмалированном поддоне, отвалившись от стеклянного шприца, как хвост ящерицы. Сестра еще смеялась.
Стукнула дверь, возник из снежной крутящейся темноты мужчина в кожаной куртке и ввел, бережно держа за локоть, беременную женщину, до глаз закутанную в огромное шерстяное пальто: виднелись лишь расширенные зрачки да темные брови, выщипанные к вискам. Доктор сразу выпрямился, оставив меня, полуголого, в кресле и шагнул в сторону, сказав:
- Сюда. Воды отошли?
Беременная застонала, как стонет человек не от боли, а от досады, что не успел сделать важное дело:
- Да, уже час...
Ее распеленали, и я увидел единственным своим глазом, что она совсем молода. Муж, так и не расставшийся с растерянным выражением лица, протянул врачу ее социальную карточку и поставил на пол плотную матерчатую сумку:
- Варя, ты слышишь меня? Тут твои вещи. Я положил баночку варенья.
- Уходите уже, - врач подтолкнул его к дверям, - нечего стоять, позвоните утром по телефону, - он повернулся к женщине. - Посидите тут, волноваться не надо. Я распоряжусь насчет места, - он вспомнил обо мне и досадливо поморщился. - Вы как? Будете ложиться или пойдете?
