Ему было тридцать два. Я спросила, женат ли он и он ответил, что летатели никогда не женятся; сами они называют любовные истории "интрижкой на крыльях", сказал он с легкой улыбкой. Я спросила, всегда ли интрижки происходят с другими летателями, и он отвечал: "О, да, конечно", непреднамеренно обнаружив свое изумление или, может, отвращение к идее полюбить нелетателя. Манеры его были приятны и вежливы, он был в высшей степени любезен, но не вполне смог скрыть свое ощущение отъединенности, отличия от бескрылых, действительно не имея с нами ничего общего. Не может же он не смотреть на нас сверху вниз.
Я немного нажала на него по поводу его чувства превосходства, и он попытался объясниться. "Когда я говорил, что я -- это мои крылья, то ведь так оно и есть. Способность летать делает все остальное неинтересным. Все, чем занимаются люди, кажется таким тривиальным. Летание -- это все. Этого достаточно. Я не знаю, сможете ли вы понять. Это все твое тело, это ты сам вверху, один в целом небе. В ясный день, в солнечном свете, когда все остальное лежит там внизу, очень далеко... Или при сильном ветре, в штормовую погоду. Когда рыбацкие лодки направляются к берегу и все достается только тебе: небо, полное дождя и молний, тучи под крыльями. Однажды возле мыса Эмер я танцевал в дождевых струях... Летанию отдаешь все. Все, что ты сам есть, все, что у тебя есть. И поэтому, если падаешь вниз, то падаешь полностью. И если падаешь в море, то кто узнает, кто озаботится? Я не хочу быть похороненным под землей." От этой мысли он слегка задрожал. Я видела, как дрогнули его длинные, тяжелые, бронзово-черные крылья.
Я спросила, не приводят ли иногда интрижки на крыльях к детям, и он с безразличием ответил, что, конечно, иногда приводят. Я еще немного нажала на него, и он сказал, что ребенок -- большое беспокойство для летающей матери, и что как только ребенка отнимут от груди, его обычно оставляют "на земле", как он выразился, на воспитание родственникам. Но иногда крылатая мать так привязывается к ребенку, что сама остается на земле, чтобы воспитывать его. Он сказал это мне с неким презрением.
У детей летателей не в большей мере могут вырасти крылья, чем у других детей. Данный феномен вызывается не генетическим фактором, но является патологией развития, разделяемой всеми гайрянами, и которая проявляется меньше, чем у одного из тысячи.
Мне кажется, Ардиадиа не согласился бы со словом "патология".
