— Прежде всего меня интересует, что вы можете сказать о самой Геле, — сказала я. — Ведь рассказывала же вам Ксения Давыдовна о своей дочери?
— М-да, — промычал он как-то неопределенно. — Не стоит, наверное, скрывать от вас, что и сама Ангелина Олеговна была моей пациенткой.
— Вот как? — искренне удивилась я. — У нее были серьезные психологические проблемы?
— Простите, Оленька, — улыбнулся Косович. — Проблемы есть у каждого из нас. А насколько они серьезны для человека, может сказать только он сам.
— Вероятно, я неверно сформулировала вопрос, — сказала я. — Меня интересует, была ли Геля психически здоровой личностью.
— Не хочу читать вам лекций по социально-историческому психоанализу, — ответил Косович. — Поверьте мне на слово, что психоаналитики не решили до сих пор, считать ли неврозы, которым подвержено абсолютное большинство людей современного общества, болезнью. Если считать, то придется признать, что наше общество больно и требует лечения. Единственное, что я могу вам ответить, — у Ангелины Олеговны Серебровой не было серьезного функционального расстройства психики. Но то же самое я могу, наверное, сказать и о вас, например.
Я понемногу начала понимать, почему Олег Георгиевич Серебров называл Косовича шарлатаном. Дело скорее всего не в Косовиче, который говорит очевидные для многих, хотя и не очень приятные вещи.
Дело в том, что Серебров не хочет видеть и признавать эти вещи. В таких случаях всегда достается тому, кто называет вещи своими именами.
— Позвольте тогда другой вопрос, — продолжила я. — Могла ли Геля Сереброва совершить самоубийство, как вы считаете?
Косович, разглядывавший проплывавшую мимо нас в лодке компанию, повернулся ко мне и посмотрел на меня внимательно.
— Вы в отличие от ее матери хорошо себе представляете, что это была за женщина? — спросил он после небольшой паузы.
Меня, конечно, поразило то, что он назвал Гелю женщиной, все остальные, с кем я о ней говорила, называли ее как угодно, но только не женщиной.
Хотя Косович, наверное, был абсолютно прав, Геля была именно женщиной, причем давно сформировавшейся психологически, знающей цену себе и окружающим ее людям.
— Да, — сказала я. — Гелю я себе представляю очень хорошо.
— Тогда отвечу на ваш вопрос, — уверенно сказал Косович. — Ангелина Олеговна не способна была по доброй воле расстаться с жизнью. Это противоречит самой организации ее психики, типу ее психологической натуры.
— Вы подтвердили мнение, которое сложилось у меня самой, — сказала я. — Но я не совсем понимаю… Если у Гели не было особых проблем, почему же она была вашей пациенткой? Что или кто заставил ее прийти к вам?
