— Знаешь, Ника, когда умер мой отец, я ревела так, что никто не мог меня успокоить…
— А у тебя умер отец? — поднял он на меня глаза. Я знала этот взгляд — когда-то я точно так же смотрела на приехавшую из-под Тарасова подружку, которая сказала мне, что тоже пережила утрату. Мы могли говорить на равных — у каждого из нас была своя боль в сердце. Поэтому общение друг с другом принесло нам облегчение.
— Да.
— Давно?
— Нет. Он внезапно заболел, и оказалось, что у него рак. Не думай, что это было легче, чем если бы его убили выстрелом в спину. Так вот, никто не мог меня успокоить. Никто, кроме моего папы…
— ?! — В его взгляде были интерес и насмешка. — Как же у него это получилось?
— А никак, — передернула я плечом. — Просто я поняла, что слезами я его не отпускаю от себя. «Нельзя же быть такой эгоисткой, Александра, — сурово сказала я себе. — Иногда, знаешь ли, только мы сами способны сказать правду в собственный адрес. Вот ты тут сидишь как дура и плачешь, как будто это случилось только с тобой, а все остальные прочно застрахованы от потери близких людей. Если, конечно, придерживаться этой точки зрения, можно и дальше погружаться в глупые истерики, позволяя себе расслабляться. Но жизнь вокруг продолжается, и никто не собирается ее заканчивать из-за твоего личного горя. И никому ни жарко и ни холодно оттого, сколько слез ты вознамерилась пролить, потому что каждый теряет хотя бы однажды близкого человека. С чего ты взяла, что Господь освободит тебя от этого? Ты же не лучше других».
Вот такую примерно тираду я себе выдала. И встала на ноги. Потому что мне надо было идти дальше. Вряд ли папе понравилась бы ноющая и рыдающая доченька. Он был симпатичным дядькой, можешь мне поверить. Веселым, ироничным и талантливым.
Он слушал меня, и в его глазах появился огонек надежды.
Я дотронулась до его руки.
— Если тебе сейчас трудно говорить о своей маме, давай повременим, — предложила я. — В конце концов, можно поговорить еще о чем-то.
— Нет, — решительно покачал он головой. Надо найти того, кто это сделал. Понять почему.
— Если мы поймем почему, — улыбнулась я, — это будет уже шаг в его сторону. Вот и давай попробуем поискать это «почему».
— Я его убью, — тихо пообещал Никита. — Как только я его найду, я убью его…
— «Пепел Клааса стучит в мое сердце…» — проговорила я задумчиво. — Ох, какое знакомое состояние. Желание покарать подчиняет себе все другие чувства, даже любовь. Так хочется мести, что дыхание становится учащенным, в глазах темнеет. Знать бы только кому… Убийце? Нерадивым врачам, не справившимся со своими прямыми обязанностями? Или самому Господу Богу? Последнее самое глупое, не правда ли?
