Странница в ночи | страница 38



Сейчас эта тишина показалась ему зловещей. Предчувствие беды неприятно кольнуло Никиту в сердце.

— Мама?

Ответа не было.

Он прошел в комнату матери, почему-то стараясь двигаться неслышно, и с замиранием сердца открыл дверь.

— Мама?

Никого…

Может быть, она задержалась на работе?

Да, конечно, постарался он успокоить себя. В конце концов, мать взрослая женщина, возможно, у нее назначена встреча, о которой она забыла тебя предупредить!

Но ведь он прекрасно знает, что она никогда ни о чем его предупредить не забывала.

А сейчас…

В дверь позвонили. Никита облегченно вздохнул — мама просто забыла ключ и где-то поджидала Никиту, — он же знает, что до него невозможно дозвониться!

Он открыл дверь и замер. Перед ним стоял совершенно незнакомый мужчина лет пятидесяти, с таким странным выражением лица, будто он собирался сказать ему какую-то неприятность.

— Никита Дмитриевич Баринов? — спросил он.

Никита кивнул.

— Мы пытались вам позвонить, но… Нехорошие известия, Никита Дмитриевич…

Он будто боялся продолжать, старательно избегая Никитиных вопрошающих глаз.

— Что случилось? — еле слышно пробормотал Никита, уже предчувствуя, что случилась какая-то огромная беда, способная раздавить его, и сейчас он молился только об одном — все, что угодно, только бы мать была жива.

— Ваша мать…

— Что? — выкрикнул Никита, пытаясь остановить этот катящийся на него черный шар беды.

— Ее убили сегодня. В училище.

Никита почувствовал, как вокруг него все завертелось, яркие краски дня стали серыми, как будто начался дождь, и Никита, ухватившись за стену, чтобы удержаться на ногах, тем не менее сполз на пол.

Мама? Он пытался убедить себя, что это неправда. Мама…

Темнота, в которую он погрузился, была тяжелой и пахла лекарствами и формалином.

* * *

— Кто же так сообщает, дубина?! Если парень сейчас концы отдаст…

Никита медленно приходил в себя. Ему казалось, что все происходящее — только дурной сон, и сейчас он проснется. Как в детстве… «Никита, почему ты кричишь? — Мне страшно. — Но это же только сон, малыш! — А мне все равно страшно, мамочка!»

Ах, да. Ма-моч-ка… Она больше никогда не придет, да? Никогда!

Он сейчас снова был маленьким и беспомощным. Эта ужасная мысль, что мама больше никогда не придет, ударила его, заставляя слезы струиться по щекам. И поделать с этой мыслью он ничего не мог — она, как нарочно, снова и снова возвращалась, подчиняя себе сознание.

Ни-ког-да…

Господи, какой кошмарный бред! Его маму — убили?

Мысль о том, что это самая величайшая нелепость — да за что же ее убивать? — заставила его прийти в себя окончательно.