Ошибка природы | страница 2
Правда, плакать-то по этому поводу я тоже не собираюсь. Какую внешность дал господь — такую дал. Главное, чтоб не забыл при этом и шоколадку выдать.
Я зевнула — наконец-то! Димедрол делал свое дело.
— Ну и сияй тут себе на здоровье, — мрачно улыбнулась я луне. — Мальчику с рекламы давно пора спать. Бай-бай!
Я помахала луне пальчиками и отправилась прямиком под мое теплое одеяло.
Утро ворвалось с бестактностью дворника.
То есть в роли дворника выступала мама, которая трясла меня за плечо и кричала:
— Саша! Ты проспала!
— Ну и что? — задала я резонный вопрос. Открывать глаза смерть как не хотелось.
— Время уже девять!
— Вечера? — зевнула я.
— Сашка, вставай! Андрей Петрович уже звонил.
Ах, черт побери! Не хочу я на эту работу, спать хочу… Человек ведь не может только и делать, что работать, работать, работать! Он не робот. Он хочет иногда зарыться в одеяло с головой, погружаясь в сон, и валяться до следующего утра, послав на все четыре стороны свою работу, если даже она и связана напрямую с преступностью. Вот плюну на все… Могу же я заболеть, например? Вот я и заболела. Простыла! Мечты становятся реальностью, и Сашенька отсыпается. Мысли об этом были сладкими, как конфетки в ярких обертках. Я бы охотно еще поразмышляла над этим, но имя Ларикова подействовало отрезвляюще, как холодный душ. Я встряхнулась и вскочила.
— Теперь он точно уволит меня.
— Да брось ты! Добежишь, и все будет в порядке, — успокоила меня мама.
— Добегу и уволит, — оспорила я ее оптимистическое утверждение.
— Ты попробуй! А то, по неизвестным мне причинам, расселась с чашкой кофе и совершенно не думаешь спешить.
— Какая любящая мать! — улыбнулась я. — Вот просто не чает, как выгнать собственное чадо на мороз с голодным желудком!
— Чадо не останется с голодным желудком, — ответила жестокосердая мать, нахально ухмыляясь мне в лицо. — Любящий начальник накормит.
— Любящий начальник прикует меня кандалами к стене и будет бить кнутом за опоздание, а потом уволит.
— Интересно взглянуть, как он будет это делать, — мечтательные глаза матери возбудили во мне первобытный ужас.
— Вот уж не знала, что тебе доставят радость мои нечеловеческие муки и страдания! — ужаснулась я.
По ее взгляду стало ясно, что мои попытки продолжить нашу беседу на этот раз будут пресечены.
— Иду, — проворчала я. — Если не вернусь вечером, считай меня посмертно пионеркой.
— Господи, — воззвала мать, — почему у меня, такой интеллигентной и хорошо воспитанной женщины, получилась такая наглая дочь?