— Очень хочешь быть с ним вместе? — поинтересовалась она, продолжая изучать светлый лик Даймона Хилла.
— Очень, — кивнула я.
— Парень, конечно, красивый, только вот… Уж больно имя у него нехорошее!
— Как это? — удивилась я. — Вроде бы имя как имя…
— Карма, — подняла она вверх палец.
Ее лицо стало торжественным. Размазанные и неопределенные до этого момента черты вдруг стали острыми, как будто она только что произнесла некий свой «символ веры».
— Карма… — шепотом повторила она. «Просто у меня такая карма, понимаешь?» — вспомнилось мне.
— Что вы этим хотите сказать? — округлила я глаза, старательно сохраняя в них выражение наивной глупости. — Его ожидает что-то ужасное?
— Или тех, кто рядом с ним.
Она приблизила фотоснимок к глазам и всплеснула руками:
— Да не он ли тебя, милая ты моя, сглаживает? Вон какие у него глаза! Как орлиные…
Представив себе, как меня «сглаживает» Даймон Хилл со своими «орлиными глазами», я с трудом удержалась от смешка.
— Не может быть! — искренне ужаснулась я, в душе извинившись перед ни в чем не повинном автогонщиком. — У него и времени-то нет на это.
— А он этого и сам не знает, просто такой у него крест — приносить близким несчастье! Особенно той, которая его возлюбила. То есть тебе. Спрячься от этой любви, девочка! Не принесет она тебе счастья!
— А может быть, все-таки попробуем? — робко предложила я, не спеша отказаться от своего светлого будущего с Хиллом.
Она тяжело вздохнула и подошла к картине, изображающей святого Трифона.
Задумчиво посмотрела на него, пошевелила губами и протянула свою пухлую ладонь:
— Давай триста рублей. Раз ты этого хочешь, мы с Трифоном противиться твоему желанию не станем. Но ты нас уж потом не ругай!
* * *
Она зажгла три свечи и что-то забормотала. Над фотографией несчастного, совершенно не повинного ни в каких прегрешениях Даймона в это время творились загадочные пасы руками. Я даже начала побаиваться, что чудесный, невесть где раздобытый Пенсом фотоснимок придет в негодность от постоянного соприкосновения с ее потными ладонями.
Несколько раз она оглянулась на меня, и я отметила, что взгляд у нее точно нехороший — с злыми льдинками в глубине. «Вдруг она и впрямь какая-нибудь ведьма», — подумала я. Вот сижу тут, рискую собственной душой, и даже, что немаловажно, здоровьем, и все это — чтобы выяснить ее истинное отношение к соседям.
Впрочем, о том, что она не любила Игоря, я догадалась без особого труда. Именно поэтому она и настаивала, что имя это нехорошее и является носителем зла.
