— Записывай, — сказал он и начал диктовать.
Оба и впрямь неплохо устроились — жили в комфортабельном районе, недалеко от центра.
— Поди ж ты, оба заняты бизнесом, — фыркнула я. — Торгуют холодильниками, да?
— Нет, один — продуктами. А второй действительно холодильниками и видеоаппаратурой. Только он ими вроде бы не торгует. Он заведует складом.
— Некоторым людям незаслуженно везет в жизни, — констатировала я очевидный факт. — Знаешь, Лешка, может быть, мы с тобой выбрали неверный путь? Надо было усесться в окружении телевизоров, тогда бы и на квартирку набрали…
— Ладно, Данич. Можно подумать, ты бы согласилась на «смену декораций».
— Вот в этом и проблема, — грустно сказала я, рассматривая потолок моей комнаты с желтыми подпалинами, свидетельствующими о недавнем ливне. — Что-то есть дорогое сердцу в нашем жизненном стиле…
— Кстати, как у вас-то дела?
— Никак. Завтра начнем упорное отслеживание.
— Только не переусердствуйте.
— Постараемся…
— А где ты была вечером?
Я уже открыла рот, чтобы поведать ему о наших приключениях, но страх показаться смешной пересилил, и я соврала:
— Торчали у Пенса в гараже, любуясь его новым приобретением.
Не могла же я ему рассказать о том, что покорно, как последняя идиотка, таскалась за «духовной собакой» с явными отклонениями в психике!
— Понятно. Ладно, ангелочек, пока… До завтра. И спокойной ночи…
Я повесила трубку.
За окном все еще моросил дождь, будто господь вознамерился заставить нас вспомнить о Всемирном потопе…
— Хоть бы завтра было немножко солнца, — сказала я, наблюдая, как по стеклу стекает слезинка дождя, оставляя на нем след, как на щеке. — Пожалуйста, хотя бы совсем немножко солнца. Ладно, господи?
* * *
Интересно, почему после дурацкого дня непременно снятся дурацкие сны?
Сначала я ничего не имела против моего сна: я, представьте себе, сидела на облаке и читала Иссу — это такой замечательный японский поэт, — а вокруг меня шел дождь. Этот дождь был совершенно необыкновенный, как если бы с неба вдруг начали падать маленькие радужные шарики, и меня он совершенно не касался.
Так вот, хотя он меня и не касался и был таким замечательным, я все-таки пыталась упросить господа его прекратить.
— Понимаешь, господи, — говорила я, оторвав глаза от книжки. — Я очень люблю дождь. Но вот в чем дело — дождь ведь смывает все следы, а их и так мало… Да еще и на кладбище, господи, трава вырастет …
При чем тут было кладбище и почему мне в голову вдруг полезли такие мысли с мрачноватой окраской — не знаю уж.
