— Тридцать восемь.
— …что человек в тридцать восемь лет не знает Сицилии, волей-неволей зло берет… Потому что — не обижайтесь, я говорю вообще, — не зная, не понимая с высоты своего бума или как это там называется, своего экономического чуда, из бедной Сицилии делают отбивную котлету… а раз так, то вот что я скажу: к черту бум, этот ваш бум боком нам выходит, вы нас жарите на нашем же масле… Ради бога, оставим эту тему.
Лулу и Нэнэ затеяли перестрелку из воображаемых автоматов: бум-бум-бум-бум-бум.
— Он был сепаратистом[46],— сказала синьора Миччике, объясняя горячность мужа.
— Сторонником независимой Сицилии, — поправил учитель. — Был и остаюсь.
— Теперь у вас есть нефть, — утешил его инженер.
— Нефть?.. Можете мне поверить, ее высосут, — предсказал учитель, — высосут… Помните Муско из «Дон Жуана» Мартольо? Он держал лампаду перед иконой, приближался человек — и масло в лампаде высыхало. «Подойдет с благочестивым видом мужчина или женщина — и высыхает в лампаде масло…» То же самое будет с нефтью: возьмут соломинку длиной от Милана до Джелы и высосут всю нефть… Разумеется, благочестивые люди, те, что пекутся о Сицилии, болеют за нее душой… Лучше об этом не говорить!
— Но если это происходит или произойдет, вам не кажется, что известная доля вины лежит и на сицилийцах?
— Конечно. Так уж мы устроены: ждем, чтобы плод, когда созреет, упал с ветки прямо нам в рот.
— Тогда, извините, если вы так устроены, я не понимаю, что вам даст самостоятельность.
— Мы так не устроены, — возразила девушка. — Просто мы делаем все для того, чтобы о нас думали как можно хуже, нам это приятно. Мы похожи на людей, которые считают, что у них все болезни, и которым легче, когда они говорят о своих недугах.
— Это верно, — вяло подтвердил учитель. Но тут же оживился, восхищаясь морем возле Таормины — Какое море! Где еще увидишь такое море?
— Прямо как вино, — сказал Нэнэ.
— Вино? — удивился отец. — Новое дело: он воспринимает краски, будто его не учили их различать. У этого моря, по-вашему, цвет вина?
— Не знаю, но мне кажется, в нем есть красноватый оттенок, — сказала девушка.
— Я слышал или где-то читал: винного цвета море, — сказал инженер.
— Возможно, кто-то из поэтов и написал такое, — допустил учитель, — но я лично море винного цвета никогда не видел. — И объяснил сыну — Смотри, здесь, внизу, возле скал, море зеленое, а дальше голубое, темно-голубое.
— А по-моему, как вино, — не сдавался Нэнэ.
— Он дальтоник, — заключил отец.
