— Наши недавние потери в битве при Ньюкасле не станут нашим поражением. Казнь последних Виндзоров состоится, как и запланировано, в воскресенье утром, за чем немедленно последует моя коронация.
При этих словах наступила тишина. Генерал Уоллес поспешил выключить радио.
— Не позволяйте ему запугать вас. Мы выиграли битву при Ньюкасле, победим и завтра. Войдем в Лондон и будем штурмовать Тауэр. А сейчас надо отдохнуть.
Солдаты разошлись спать, они снимали сапоги, проверяли винтовки и прятали под подстилки. Я улеглась на брезент рядом с Полли, положив голову ей на плечо. Ночь выдалась холодная, но в палатке было тепло от тел и костров, все еще горевших на территории лагеря. Вскоре солдаты затихли, тяжело дыша.
— Ты должна гордиться своим отцом, — сказала я Полли. — Он помог основать армию Сопротивления.
— Да, — сонно сказала она. — А я горжусь тобой, Элиза. Ты сегодня могла спать в кровати, в безопасности, под крышей. Могла уехать в Уэльс. Но ты решила остаться и сражаться.
Я лежала и думала о Мэри и Джейми. Больше всего на свете я боялась, что мы приедем слишком поздно.
— Как бы я хотела, чтобы британцы больше гордились моим отцом, — прошептала я.
Раньше я никогда не говорила этого вслух и теперь ощущала боль в груди.
— Я бы хотела сама больше гордиться им. Он оставил после себя страну в руинах. Даже если Англия выстоит, его будут помнить как короля, который потерял все.
Я подумала об одном вечере прошлой весны, когда правительство в полном составе собралось в Букингемском дворце. Мы с Мэри разносили закуски и бокалы с красным и белым вином — изображали хозяек. Между премьер-министром Чарльзом Беллсоном и моим отцом вспыхнул спор. Премьер-министр пытался предупредить его о «все более насущной проблеме», в то время как отец сидел на диване, курил сигару и потягивал коллекционное вино. «Ваша тревога преждевременна, — сказал он. — Давайте закроем эту тему».
Премьер-министр убеждал отца отдать последние земли вокруг Балморала. Отец называл их «леса Мэри». Говорили, что там есть месторождения нефти и кадмия, но их разработка могла погубить лес. Отец поднялся с дивана с глазами, полными слез. Леса были едва ли не последней собственностью королевской семьи, не переданной государству, и лишиться их означало признать поражение. Он повернулся к премьер-министру и сказал: «Прошу вас, не портите вечер».
Полли сжала мою руку.
— Он был хороший, добрый человек. Он не хотел воевать. И Семнадцать дней не имеют к нему никакого отношения. Он даже не представлял, что случится, как и все мы.
