Другой знаменитой «башней» была квадратная терраса на крыше Приморского дома Максимилиана Волошина в крымской деревне Коктебель, что неподалеку от Феодосии. На этой террасе в мерцании южных звезд читали свои стихи и слушали чужие самые прославленные женщины серебряного века, и многим из тех россиян, кто посещал эти места или жил в прилепившемся к волошинскому дому писательском поселке в более позднюю, увы, далеко не золотую и не серебряную пору, казалось, что аромат той вольной поэтической эпохи еще не выветрился…
Как и многие его сверстники, автор этой книги был потрясен, в первый раз попав на волошинскую «башню» и в кабинет Волошина, проговорив долгие часы со вдовой поэта и со смотрителем дома Володей Купченко, а потом сел за свой первый роман, носивший не слишком оригинальное название — «Коктебель».
Позднее из Коктебеля, который Волошин считал своим главным домом, автор надолго угодил в город, который Волошин считал своим вторым домом, — в Париж, и здесь, гуляя по исхоженным любимым поэтом уголкам, вспоминал не только чудные строки («в дождь Париж расцветает, точно серая роза» — кто из русских поэтов сказал о Париже нежнее?), но и странные муки поэта, и непонятные его любови, и влекущихся к нему женщин, которым он придумывал имена и судьбы (Аморя, Черубина…) Придумывал, но что дальше?
Волошин всю жизнь обсуждал проблемы любви, пола, Эроса, всю жизнь писал о них — и в свою парижскую пору и позже. Иные из критиков считали его за это бесстыжим декадентом и разнузданным парижанином. А он, напротив, был изрядно стыдлив, был «зациклен» на своих тайнах. Стыдлив не на словах (как-никак писатель) — стыдлив в общении с женщинами, которым всегда готов служить, жертвуя собой. Он без конца рассуждал о «путях Эроса», но занес в свой дневник и такой долгий разговор с каким-то Тимковским:
Он говорил, что был возмущен воскресеньем у Кругликовой. «Это онанизм…»
— Но что же из наших удовольствий не онанизм — там, где мысль продолжает и отодвигает развязку. Разве литература, журнализм не чистые формы онанизма? Вся платоническая любовь, всякий восторг, всякая мистика — это онанизм чувства или мысли. Самец, оплодотворивший своей смертью тысячи поколений, купил себе возможность многократной любви — и это жизнь, как вы хотите отказаться от жизни?
— У меня этого в жизни не будет. Когда мне нужно удовлетворить себя, я беру женщину-проститутку. Я на это смотрю, как на такую же потребность, как высморкаться, как пойти в ватерклозет. У меня есть книжка, где я отмечаю каждый раз также, какого числа я могу снова это сделать. И я ни разу не нарушал срока. Хотите, я вам покажу?
