Стороны помирились: мать избитого мальчика получила пять рублей, а мальчик — новые штаны и куртку.
Далее слушалось дело о запашке чужого поля. Его отложили за отсутствием улик.
Потом — дело о порубке в роще, принадлежавшей судье. Истцом был его управляющий, обвинялись крестьяне из Рокицин. Они были приговорены к штрафу или тюремному заключению на две недели.
Крестьяне приговором остались недовольны, объявили, что подадут апелляционную жалобу.
Они так громко начали роптать на несправедливый приговор (лес, по их словам, был общий, сервитутный),[7] что судья мигнул Яцеку, и тот гаркнул:
— Тише, тише, тут вам не корчма, а суд!
Так разбирали дело за делом, как плуг поднимает пласт за пластом, и все шло гладко и довольно спокойно, только иногда раздавались жалобы или всхлипывания, а то и проклятия, но Яцек немедленно наводил порядок.
Часть публики ушла, но на ее место прибыло столько новых, что люди стояли, как связанные в сноп, и никто шевельнуться не мог. В комнате стало так жарко, что нечем было дышать, и судья велел Яцеку открыть окна.
Секретарь объявил, что слушается дело по обвинению Бартека Козла из Липец в краже свиньи у Марцианны Антоновны Пачесь. Свидетели: сама Марцианна, ее сын Шимон, Барбара Песек и другие.
— Свидетели здесь?
— Здесь, — отвечали они хором.
Борына, до тех пор одиноко и терпеливо ожидавший у решетки, пододвинулся ближе, чтобы поздороваться с Марцианной Пачесь, — это и была Доминикова, мать Ягны.
— Обвиняемый Бартек Козел, подойдите ближе! Сюда, за решетку.
Невысокий мужик пробрался через толпу, бесцеремонно расталкивая людей, и его со всех сторон начали ругать за то, что он наступает на ноги и рвет людям одежду.
— Тише, окаянные, светлейший суд говорит! — прокричал Яцек, впуская Козла за решетку.
— Вы Бартоломей Козел?
Мужик озабоченно почесывал густые, ровно подстриженные волосы. Глуповатая улыбка кривила его худое бритое лицо, а хитрые глазки прыгали по судьям, как белки.
— Вы Бартоломей Козел? — вторично спросил судья, так как мужик молчал.
— Он, он и есть Бартоломей Козел, ваша милость! — прощала женщина огромного роста, врываясь за решетку.
— А вам чего?
— Ваша милость, да ведь я жена горемыки этого, Бартека Козла.
Она низко кланялась, касаясь рукой земли и задевая при этом судейский стол оборками своего чепца.
— Бы — свидетельница?
— Какая там свидетельница! Нет, я только милости прошу.
— Сторож, выставь ее за решетку.
— Выходи, баба, тебе тут не место! — Яцек схватил ее за плечи и толкал к выходу. А она кричала:
