Собирал этот прибор очкастый маленький человек.
Журавленко с Шевелёвым следили за каждым движением его тоненьких, цепких пальцев, любовались и учились.
Сергей Кудрявцев, работавший в другом углу, наискосок от них с долговязым, сутулым человеком и ладным, улыбчивым пареньком, крикнул:
— Иван Григорьевич, а крепить тут к чему будем?
Журавленко подошёл, посмотрел и сказал:
— Выла пластина из нержавейки. Минуточку… сейчас вспомню, — где она?
Лёва спросил:
— Квадратная, с двумя дырками?
— Да.
— Тогда видел. Вы давно ещё положили её в нижний ящик.
— Совершенно точно. Да ты у нас бесценное справочное бюро! Достань её, будь другом.
Лёва по-хозяйски открыл ящик и все-то-навсего достал оттуда нужную пластину и подал её в нужную минуту. А стало ему как никогда хорошо.
Ведь он не только смотрел и верил. Он всё же участвовал в том самом, что очкастый превосходный мастер назвал не простой, а Общественной мастерской изобретателя!
Глава двадцать восьмая. Презираю!
Если вы думаете, что теперь-то всё пошло без сучка и задоринки, — значит, вы ошибаетесь.
Женщина в короткой чёрной шубе, из-под которой почти всегда виднелся цветастый халат, угрожала Журавленко и скандалила пуще прежнего. Она дважды приводила милиционеров, а потом кричала, что будет жаловаться и на них, чуть ли не главному прокурору СССР. Мол, что это делается, если милиционеры ведут себя как самые обыкновенные люди и разводят с этим Журавленко тары-бары, вместо того чтобы отвести этого голубчика куда следует. И где, мол, у милиции глаза, если она не видит, что этот Журавленко чем-то к себе безусловно привораживает. Да и вообще, разве не подозрительно, когда в жилом помещении собирается столько людей и что-то такое там делают?!
Милиционеры всё-таки не вели Журавленко «куда следует». Но уходило много времени на объяснения и выяснения.
Доставалось Журавленко, правда, за глаза, и от Маринкиной мамы. А ещё больше доставалось мужу, Михаилу Шевелёву.
Не было дня, чтобы она не упрекала его и не уговаривала бросить пустое дело. Ясно же, что пустое, раз за него денег не платят.
Она с ненавистью говорила:
— Подумаешь, интеллигенция! Вечно навыдумывает, вечно ей чего-то надо! Да пропади она вся, вместе с вашим Журавленко! Сам жизни не видит и тебя замуровал. Презираю!
Михаил Шевелёв слушал, терпел и молчал.
Но однажды, после вот такого «Презираю» он помрачнел и спросил:
— Электричество — не презираешь? На газовой плите готовишь? Холодильник — охота купить?
