А вот два бравых полковника — Антонов и Семенихин — в отставку ушли не по болезни, а по возрасту. Судя по их послужным спискам, они вовремя поняли, к чему приводит ежедневная стрельба по живым мишеням, и пробились в руководители групп. Иначе говоря, сами они в последние годы не расстреливали, а лишь наблюдали, как это делают подчиненные, само собой разумеется, время от времени делая замечания и делясь своим богатым опытом.
Я уже говорил о том, что палач непременно должен быть коммунистом. Это — главное условие вступления в этот своеобразный «орден». Но было еще одно, не менее важное: практически каждый палач должен был пройти тюремную школу и поработать надзирателем. Почему? Да, видимо, потому, что, говоря словами Марии Спиридоновой, он видит, как человек превращается в вещь, больше того, он этому способствует. А раз человек стал вещью, то впоследствии ничего не стоит эту вещь сломать, а то и вдребезги разбить. Значит, надзиратели — это и питательная среда, и своеобразный резерв для пополнения «ордена» палачей.
Но ведь надзиратели не только были, они есть и сейчас, как, впрочем, есть и потенциальные исполнители расстрельных приговоров. Как я ни старался, познакомиться с ними не удалось, а вот с надзирателями и их начальниками пообщался вволю, и не где-нибудь, а в вошедшей в историю Лефортовской тюрьме. Как я туда попал — разговор особый, но, к счастью, не в качестве постояльца, а, скажем так, с целью ознакомления.
Итак, я стою около ничем не примечательных ворот. Не прошло и секунды, как они сами собой распахнулись: то ли сработал фотоэлемент, то ли кто-то невидимый нажал на кнопку. Крутоплечий прапорщик, не спрашивая документов, назвал меня по имени-отчеству, распахнул одну дверь, другую, третью, потом два марша наверх — и я в кабинете начальника.
— Юрий Данилович, — поднялся он навстречу. — Проходите. Садитесь. Будьте как дома.
При слове «садитесь» я невольно вздрогнул, но решил отшутиться и бодро подхватил:
— Да уж... как дома. Хотя, как говорят опытные люди, раньше сядешь — раньше выйдешь!
— Не всегда. Можно вообще не выйти, — со знанием дела заметил начальник.
Я достал блокнот, фотоаппарат, диктофон и приготовился к беседе. Но Юрий Данилович протестующе поднял руки.
— Нет, нет и нет! Уговор будет такой: фамилий ни у кого не спрашивать, а фотографировать только то, что я разрешу.
— Фотографии — куда ни шло. Но как же без фамилий? — удивился я. — У нас так не принято.
