– Месье?
– Говорят, что шпионам известно мое увлечение фокстерьерами. Не подержите ли вы у себя Финетт, пока я живу в Венеции?
И тут его собака вырвалась из сумки и побежала ко мне, радостно лая, как будто демонстрируя с каким воодушевлением она принимает предложение хозяина. Финетт остановилась у моей ноги, виляя обрубком купированного хвоста. Совсем маленькая, не больше копией, с печальной серой мордочкой. Я подняла ее, и собачка затрепетала у меня на руках с тем же совершенно обворожительным выражением мордочки, которое было у нее на барже.
– Разве можно противиться столь милому созданию?
Казанова посмотрел на золотые часы, и я заметила, что он при этом поцеловал маленький портрет, свисающий на цепочке.
– На этом портрете запечатлена моя великая любовь – Эме Дюбек де Ривери, – пояснил Казанова, заметив мой любопытный взгляд. – Хотите посмотреть?
Не дождавшись моего ответа, он раскрыл миниатюру в брегете и дал его мне. Внутри изысканной золотой оправы находился портрет женщины, сидящей у окна. Ей было от силы лет двадцать пять, и она была одета по моде старого французского королевского двора.
– Она – француженка?
– Эта женщина родилась в Вест-Индии, а теперь правит Турцией. Ее муж, султан, недавно покинул этот мир.
– Она живет в гареме?
Мой неподдельный ужас развеселил собеседника. В первый раз Казанова засмеялся, и с его широкого, обожженного солнцем лица спало напряжение.
– Да, и она любимая жена, но до сих пор любит меня. А моим величайшим желанием является снова увидеть ее до того, как я умру.
– О! – сказала я, подумав, что для него эта красавица слишком молода, хотя, возможно, сейчас она уже тоже состарилась. Похоже, шевалье пришла в голову та же мысль, и он устало усмехнулся.
– Вы снова не верите мне?
– Мне бы хотелось доверять вам, – заколебалась я. – Так, значит, ваша подруга несчастна там, в Турции?
– Когда-нибудь я расскажу вам эту историю, если только вы мне окажете честь послушать ее. Пока же позвольте доверить вам мой дневник. Если меня не арестуют, то я заберу его у вас завтра во «Флориане».
– А я позабочусь о вашей собачке, – сказала я, к своему собственному удивлению. – Мы останемся в Венеции еще по крайней мере месяца на два.
– Я буду в долгу перед вами. Вы видели, как граф Вальдщтейн насмехается над Финетт. Когда-то она была цирковой собакой, и хозяин жестоко бил ее.
И, увидев мое возмущенное лицо, Казанова кивнул.
– У графа Вальдштейна есть свои недостатки. Как и у большинства покровителей. Он любит развлекать себя жестокими шутками. В тот день, когда мы отправились из Дукса, его слуга положил мою одежду в муравейник. Даже сейчас я не уверен, что избавился от этих паразитов.
