- Замечательно, — сказала Алайя. — Как же я рада, Мастер Атре, что нынче вечером мы имеем возможность насладиться толикой вашего таланта! Жаль, что вы пропустили предложенное нашему вниманию Дженарией, однако, уверена, у неё имеется для нас кое-что ещё.
Поэтесса снова встала и поклонилась гостям.
- Это честь для меня, Ваша Милость, — ответила она. — Предлагаю вашему вниманию «Час печальных листьев».
- В тени беседки встретились с тобой,
Любовь моя. Обнявшись, мы следили,
как тают солнца поздние лучи.
Разлукой
был взгляд твой опалён,
пылала кожа
прикосновеньями, как обещаньем нег…
Когда ж вечерний лёгкий ветерок
коснулся листьев —
Блёклое на чёрном —
тебя я отпустил -
Лети, моя любовь!
Лети в тот сад,
где лишь воспоминаньем
о ласке рук моих
ты станешь доживать
остаток дней своих,
безмолвных и печальных.
Как отражение,
как сей опавший лист,
потоком памяти навеки уносимый…
- Какая прелесть! — воскликнула Принцесса Аралейн. — Ещё! Хотим ещё!
- Как пожелаете, Ваше высочество, — поэтесса прижала к груди руку. — «Ухожу на рассвете».
Второе любовное стенание было ещё более длинным и заунывным. Серегил развалился на подлокотнике своей стороны кушетки, лениво потягивая из кубка вино и одобрительно кивая при особенно душещипательных переходах. Алек, сидевший возле него, замер с кубком в руке, словно позабыв, что хотел поднести его к губам, и это должно было означать, что он всецело поглощен стихами. Что ж, оба если и играли, то только отчасти: женщина была по-настоящему талантлива. Однако, это не мешало Серегилу, несмотря ни на что, ощущать каждый взгляд Принцессы Элани, украдкой брошенный в их сторону. И поглядывали-то не только на него одного. Рельтеус то и дело посматривал в их сторону, Аралейн также наблюдала за ними, показывая неодобрение уголками своего поджатого рта. Алек же, по своему обыкновению даже не замечал, сколько внимания привлёк к своей персоне.
Закончив декламировать, поэтесса ещё раз поклонилась и удалилась, предоставив эрцгерцогине и её гостям обсуждать стихи без неё. Пропустив большую часть из них, Алек с Серегилом помалкивали, ибо им нечего было сказать, однако Серегил обратил внимание, что Элани так же держит рот на замке и, кажется, чувствует себя не совсем в своей тарелке. Разговоры словно бы витали где-то рядом, вокруг неё, но не слишком-то её занимали. Зато маркиз Кирин оказался истинным ценителем и знатоком поэзии. Похоже, этот вид развлечения вполне отвечал его вкусам, и он даже продекламировал несколько виршей собственного сочинения весьма поставленным, мелодичным голосом. Но даже после этого, он не сделался более открытым, что здорово контрастировало с непринуждёнными манерами Рельтеуса. Так что сошлись эти двое, скорее всего, на общности политических интересов.
