— По–моему, чего‑то не хватает, – сказал ему Юругу. – Может быть, добавить немного экспрессии?
— Экспрессии? – Габу увидела, как у брата сверкнули глаза. – Экспрессия мне нравится!
— Вот видишь, а говоришь, что сестра, такая же, как и ты.
— Ну, может, не совсем как я, но… – Пилс срезал у мёртвой девушке несколько кусков кожи и начал накладывать их на свой рисунок, придавая ему объём. – Не думаю, что она согласится вынашивать ребёнка в тюрьме.
— Вынашивать ребёнка?! – опешила Габу.
— У неё не будет выбора, – сказал Юругу. Сказала Габу его голосом. Сказала о себе самой. – Только в тюрьме она может быть в безопасности.
— Ты уверен? – спросил его Пилс.
— Я планировал это не одну тысячу лет.
— Для меня, это, пожалуй, слишком сложно.
— Тогда зачем задаёшь мне все эти вопросы?
— Не знаю. Просто люблю разговаривать во время работы.
— О твоей работе уже пишут все газеты.
— Я знаю! – Пилс снова отошёл от стены, чтобы полюбоваться получившимся рисунком. – Как думаешь, когда можно будет открыть им своё имя?
— Когда я встречусь с твоей сестрой.
— Очень сложно ждать, – на лице Пилса вдруг появились сомнения. – Только, если честно, немного страшно оказаться в тюрьме. Ты уверен, что Кафланд не подведёт?
— Кафланд отдал своё сердце, чтобы иметь возможность видеть бреши, ведущие в подпространство. Для него карты дверей – это все, что есть. Тем более, у тебя уже есть ключ. Спрячь его в своей мастерской и в нужный момент Плиора заберёт его и передаст тебе.
— Не доверяю я твоей помощнице.
— Ты ведь даже не видел её.
— Мне кажется, она может предать.
— Первородные держат своё слово.
— Плиора всего лишь человек.
— А кто давал тебе слово? Я или она?
— Кто давал слово? – Пилс нахмурился, затем неожиданно просиял. – Ты давал. – Воспоминание рассыпалось, вернув Габу в её мир. Она открыла глаза и долго лежала глядя в потолок, пытаясь отдышаться и успокоиться, потому что там, в чужих воспоминаниях она почти ничего не чувствовал, а сейчас страх и отвращение захлестнули её, сдавили ей горло и желудок. Поэтому вначале она не могла думать ни о чем другом, кроме убитой девушке и рисунке на стене, но потом, когда, наконец‑то, удалось успокоиться, в памяти всплыли и другие подробности. Имена, детали. Карта, ключ, подпространство. «Беременность!» – Габу едва не подпрыгнула, прижала руки к животу, словно это могло ей как‑то помочь определить своё положение. «Карта, Кафланд, ключ, побег!» Повторила Габу, снова пытаясь успокоиться. Она поднялась с кровати, стараясь не разбудить Джо, которая спала в кресле, прошла в ванную, умылась. «Ничего этого нет. Всё это лишь в моей голове. Сон, разыгравшееся воображение», – попыталась убедить себя Габу. «А если нет? Как проверить? Как узнать? И как перестать думать об этом, если всё это сон?» Она замерла, застыла, чувствуя, как капельки воды скатываются по лицу. «Ключ. Нужно вернуться в мастерскую брата и найти ключ. Если мне это не удастся, то значит, я всё это придумала, а если ключ все‑таки там…» О последнем Габу совершенно не хотелось думать, даже было страшно думать. Она выключила воду, вернулась в комнату и начала одеваться, надеясь, что Джо спит достаточно крепко и не проснётся, пока она не уйдёт. Джо не проснулась. Ночь за дверьми отеля пугала и предательски убеждала вернуться в номер, в тепло и уют. «Я должна», – сказала себе Габу. Она долго стояла возле входа в отель, дожидаясь случайного такси. Тени вокруг сгущались, нашёптывая, что было в этих чужих воспоминаниях, оставшихся в её голове, и что‑то ещё. Что‑то, чего она не замечает. Что‑то важное, способное повлиять на принятые ею решения. «Но всё это может быть лишь сном», – сказала себе Габу в очередной раз. «Лишь сном, сном…» Она увидела одинокий жёлтый кэб и несколько секунд не решалась сделать шаг вперёд и остановить его. «Ведь если всё это сон, то зачем я еду в мастерскую брата? Что хочу доказать? Кому?»
