— Если это необходимо.
— Тогда считайте, что это необходимо, — старый мастер примирительно улыбнулся. Эта улыбка подкупала, помогала расслабиться, довериться ему. «16 кредитов не так и плохо, — думала Габу, убивая оставшееся до назначенной встречи время. – Очень даже неплохо». Она прошла мимо ресторана, в котором требовались посудомойки с оплатой чуть больше двух кредитов в час. «Да можно сказать, что мне даже везёт!» — развеселилась Габу. Она пообедала в кафе на открытом воздухе, прошлась по магазинам, невольно продолжая изучать предложения о работе, а не товары и в хорошем настроении пришла в мастерскую. Старый художник встретил её в дверях. За его спиной Габу видела обнажённую девушку. Девушка была очень высокой с обритой на лысо головой и неестественно большими зелёными глазами.
— Разве она человек? – недоверчиво спросила мастера Габу.
— Люди очень разнообразны. Не правда ли? – последние его слова предназначались аудитории. Мужчины и женщины хохотнули, прокатился едва уловимый шёпот. Обнажённая женщина на подиуме осталась неподвижна. Ни один мускул не дрогнул на её лице. «Словно статуя», — подумала Габу. – Это вас смущает? – спросил её старый мастер.
— Что смущает? – растерялась Габу, решив, что он каким‑то образом смог прочитать её мысли.
— Её нагота, — пояснил он.
— Ах, нагота! – Габу окинула девушку беглым взглядом. – Не особенно. Тем более, пикантные места всё равно прикрыты.
— Для вас важно лишь это?
— А для вас разве нет?
— Мы рисуем душу человека, а не тело, — старый мастер подумал и добавил, — не только тело. – Аудитория снова хохотнула. Мастер ударил в ладоши и громко объявил, что завтра они рисуют малани. – Сделайте шаг вперёд, пусть они рассмотрят вас, — попросил он Габу. – Пусть у них появится аппетит.
— Мне тоже придётся раздеваться? – спросила она, послушно выходя вперёд.
— Считаете, это не стоит шестнадцати кредитов в час?
— Нет, просто никогда прежде не позировала голой.
— А как же ваш брат? Вы говорили, что он использовал вас в качестве натурщицы.
— Да, но он не просил меня снимать одежду.
— Как же тогда он вас рисовал? – старый мастер посмотрел на своих учеников. Они хохотнули, словно по команде. Габу бросила косой взгляд на обнажённую натурщицу. Девушка смотрела на неё своими большими зелёными глазами. Смотрела, как на соперницу. «Что ж, шестнадцать кредитов в час стоят того, чтобы обзавестись парой новых врагов», — решила Габу. Она повернулась к натурщице спиной и постаралась запомнить лица учеников. Эти бледные, увлечённые работой лица. Лица, совсем не похожие на лицо её брата. Лица, вместо которых запоминались лишь мольберты, которые стояли рядом с ними, да возможно их палитры. И ещё запах художественной краски. Такой знакомый запах. Запах брата. Его мастерской. Запах, который прицепился к Габу, как репей к хвосту собаки. Даже когда она покинула аудиторию. Даже когда оказалась в своём номере. После душа. В чистой одежде. Под одеялом. Во сне. Запах шёл за ней по пятам. Ей снился подиум. Она была обнажена. Десятки людей без лиц изучали её, рисовали. Она не двигалась. Не дышала. Подвижны были лишь глаза. Но всё вокруг было холодным, безучастным. Лишь люди без лиц неспешно начинали обретать формы и черты. Знакомые черты, тени, цвета, линии. Габу никогда не умела рисовать, никогда даже не пыталась рисовать, но сейчас, её фантазия, казалось, создавала лица учеников старого мастера. Знакомые лица. Даже не лица. Лицо. Одно единственное, знакомое ей лицо. Лицо её брата. Как и в детстве, он был увлечён работой, отдавался своей работе. Он и десятки его копий, воплощённых в других учениках старого мастера. Копий, среди которых Габу не могла найти оригинал. Они все были идентичны. Все были одинаковы. Казалось, что весь мир стал одинаковым, стал обладать лицом – лицом Пилса. Отличался лишь старый мастер. Мастер, который больше не был мастером. Он стал малани. Стал красавцем Юругу. Стал тем, чьи прикосновения сводили её сума ночь назад, волновали её, возбуждали. Теперь же таким же чувственным стал его взгляд. Она чувствовала, как он прикасается к её телу, ласкает её. И сложнее всего было сохранить неподвижность, не вздрогнуть, не пошевелиться. И брат продолжал рисовать. Рисовать, воплотившись в десятки одинаковых лиц некогда таких разных людей. «Хватит! – взмолилась Габу. – Прекрати мучить меня!» Она закрыла глаза, чтобы не видеть Юругу. «Пожалуйста!» Габу услышала свой собственный голос и проснулась.
