Ведьма | страница 11



— Я могу повести человека против его воли куда захочу.

— Как это?

— Увижу, будто он за верёвку привязан, и веду его, как на поводкe. А то ещё могу в уме верёвку поперёк дороги натянуть. Человек споткнется и дальше не идет.

— Здорово! Покажи, – загорелся Егор.

Тоня помотала головой. – Нет, это грех.

— Что же в этом плохого?

— Нельзя с человеком ничего против его воли делать. Грех это, – с убеждённостью произнесла девочка. – Но ты, же с моего согласия меня остановишь. Я сам этого хочу.

— А хочешь, так и без меня остановишься.

— Тебя не переубедишь. И всё же зря ты скрываешь свои способности. Хотя бы рассказала про то, что умеешь лечить.

— Людям это знать не надо. Я бы и тогда промолчала. Только ты светлый.

— Это как в «Ночном Дозоре», что ли? – усмехнулся Егор.

— Где? – не поняла Тоня.

— Кино такое есть. И книжка.

— Не знаю. Я кино не смотрю.

— А телевизор?

Девочка помотала головой. – Там зла много. Это грех.

— Ну, ты даёшь! А как же тебя родители сюда отпустили? – удивился Егор.

— Тётка путёвку купила. Мать болеет очень, – сказала Тоня.

— А что с ней?

— Душа болит.

Тоне не нравилось, когда мать называли сумасшедшей или умалишённой. У неё была своя теория на этот счёт. Ей казалось, что определение «душевнобольная» правильнее отражает суть маминой болезни. Ведь не от недостатка ума человек впадает в буйство и становится злым. Наверняка это в душе образовывается прореха, куда вся злость и выпирает.

Егор истолковал её слова по‑своему. – Это в смысле что‑то с нервами? Тоня кивнула.

— Наверное, работа нервная?

— Она не работает. В больнице она.

— А когда не в больнице?

— Я с ней сижу. На инвалидности она.

— А как же школа?

— Дома учусь. Давно уже. За матерью ухаживать надо.

— А отец? Или родители развелись?

Егор выспрашивал не из любопытства просто чтобы растормошить эту немногословную девчонку и поддержать разговор. Он и не предполагал, какую реакцию вызовет его вопрос.

у Тони из глаз покатились слёзы. Вся боль, которую она прятала под могильной плитой молчания, неожиданно прорвалась. Она заговорила.

— Не было у меня отца. Мать нечистый попутал. Вот я и вышла не как люди, уродина. Мать говорит, это Господь ей кару послал за грех. Я как стала вещи глазами двигать, у неё приступы и начались. Если б не я, она б и не болела. Во всём я виновата. Лучше бы я не родилась вовсе.

Обхватив себя за плечи, девочка спрятала пылающее от стыда лицо. Худенькое тельце конвульсивно сотрясалось от беззвучных рыданий.