— И о чем же?
— Боюсь, вы возненавидите меня, если узнаете.
— Возненавижу? Ну что вы! Спокойно рассказывайте свою тайну. Не думаю, что какой-либо ваш секрет изменит мое отношение к вам. — Слова Женевьевы заинтриговали его.
Она нервно облизнула губы.
— Несколько недель назад на балу у Софии Роудандз я… Так получилось, что я… — с трудом подбирая слова, начала рассказывать она. — Я сказала своим подругам, Софии и Пандоре, что… что теперь, выдержав положенный год траура, мы должны непременно найти себе любовников до конца сезона. — Она грустно покачала головой. — В тот момент я думала, что смогу… Что у меня получится… Но… Не важно. — Она поморщилась. — И тут как раз на бал прибыли вы и ваш друг Руперт Стерлинг. И я сказала, что эти симпатичные джентльмены могут стать нашими любовниками.
Бенедикт в удивлении взглянул на Женевьеву. Неужели она считала, что шокирует его этим своим признанием? «Какая же она наивная», — подумал он.
— И теперь вы жалеете, что Руперт предпочел Пандору вам? Именно в этом вы собирались мне признаться?
— Нет, что вы! — запротестовала она. — Тем более что… он пугает меня больше, чем вы.
— Он вас пугает? Почему?
— Он очень высокомерный и насмешливый, — объяснила Женевьева.
— И я, по вашему мнению, такой же? Ведь вы сказали, что я тоже вас пугаю.
— Да, вы такой же, высокомерный и насмешливый, — невозмутимо глядя на него, ответила она. — Но с тех пор как вы впервые поцеловали меня, все изменилось. Я вас больше не боюсь.
— Рад это слышать.
— Ну вот и хорошо. — На ее щеках горел лихорадочный румянец. — Я думала, вы светский развратник и повеса и у вас была сотня любовниц… Иначе я никогда не стала бы… никогда не стала бы…
— Принимать мои ухаживания? — закончил за нее Бенедикт.
— Да. Теперь я понимаю, как ошибалась, и я недостойна вас. Вы такой чистый… такой… А я предложила подругам…
Бенедикт с трудом сдерживал смех. Неужели она действительно считает эту безделицу страшным грехом?
— Ну тогда и я должен вам кое в чем признаться.
— Неужели?
— Да, — кивнул он. — Помните тот день, когда я подвозил вас в своей карете?
— Да, очень хорошо помню. — Она не понимала, к чему он клонит.
— Так вот, должен признаться, вы не первая, кого я подвозил в своей карете. И не все мои поездки с женщинами были такими же невинными, как с вами.
Некоторое время Женевьева непонимающе смотрела на него. Когда же наконец до нее дошел смысл его слов, она покраснела от смущения.
— Бенедикт! — возмущенно воскликнула она. — Вы опять надо мной смеетесь?
