А здесь, на земле?
«Если любовь обернулась равнодушием, произошла ошибка, наступило разочарование, вспышки гнева сменяют вспышки чувств, тогда что? Тяга к внешнему миру. Выход из круга. Поиски потерянного… — писал Лезгинцев. — Если женщина не отыщет в себе дополнительной силы или попытается удержать ревностью — все обречено на обман или на… разрыв».
«Ненависть скрывай — любовь показывай», — изрек он же после многих старательно замаранных слов.
«Любовь не схема, Юрий, — написала Зоя, — а сложное чувство. Любовь прежде всего союз двух душ. Вы не хотите простить ее, если даже она виновата. Не слишком ли жестоко? В вашей несчастной любви выражается не только отчаяние, а и мольба, желание возвратить утерянное, не так ли?» И в ответ на трижды подчеркнутое слово «ненависть» вписано рукой Зои: «А если это у вас в характере? Если и другого человека вы возненавидите? Если вы заставляете страдать, а сами требуете одного — рабства, подчинения, применения к вам, к вашей обстановке жизни…»
И это девочка так рассуждает! Почти ребенок, еще куклы целы, еще попадаются в шкафу ее распашонки! Никогда не поверил бы… Способна так рассуждать на запретные темы? Кто ее научил или разбудил?
Дальше — снова Зоя. Небрежно, нет, взволнованно, не следила за почерком, и обычный стройный ряд строк изломан:
«Дружить мужчина и женщина могут, но, на мой взгляд, это крайне неинтересно. Такая дружба — союз равнодушных и бестелесных. Какой же в ней прок? А если любить, то невзирая на условности. Зная, что любовь — и счастье, и несчастье, зная, что любовь приносит и страдания, и в большей мере, если наблюдать не через призму, а в упор, без всяких поправок и снисхождений».
«Да, не отрицаю — страдания могут закрепить любовь. Закрепить — заковать! Любые цепи есть неволя. Если горе? Взаимное горе?»
«Взаимно перенесенное горе укрепляет любовь больше, чем радость. Хорошее почти не оставляет следа».
Дальше ни строки. Летели фантастические птицы, похожие на птеродактилей, гнулись пальмы под ветром. Рисовала Зоя. Такое же, очень похожее, присылал ей, девочке, Дмитрий Ильич, ведя с ней переписку рисунками. Рассуждая с чужим человеком, Зоя вспоминала свое детство.
Хотелось не плакать — стонать, рыдать. Никогда он не предполагал в себе такой сентиментальности. Звала кровь — детище, именно детище. Как его охранить?
Если вдруг в нее вцепится следствие — изранят, искалечат. Зачем он пригласил Лезгинцева, подтолкнул?
Зачем он везет с собой этот документ? Для чего или для кого?
