Воздух над дымившимся трамваем сгущается, наполнившись жужжанием насекомых. Ройботы. Эти устройства размером с комара могут соединяться в разные формы для разных целей. Над проспектом Неджатибей они сливаются, словно дождевые капли, в судебно-медицинские приборы размером с воробья, которые благодаря жужжащим лопастям порхают среди круживших голубей, берут образцы воздуха на химические индикаторы, считывают с машин и личных цептепов логи передвижений, воспроизводя картину преступления, выискивают уцелевших пассажиров трамвая и фотографируют их лица, перемазанные кровью и копотью.
Недждет плавно перемещается к краю толпы выживших, достаточно осторожно, чтобы не попасть в поле зрения юрких аппаратов. Две женщины в зеленых комбинезонах парамедиков присаживаются рядом с вагоновожатой. Теперь ее бьет дрожь, она рыдает, лепечет что-то про голову. Она видела, как голова застряла под крышей за поручнями и смотрела на нее сверху вниз. Недждет слышал такое о террористах-смертниках. Голова просто взлетает в воздух. Головы находят потом на деревьях, электрических столбах, под свесами крыш или на вывесках магазинов.
Недждет незаметно смешивается с толпой зевак, аккуратно просачиваясь в сторону пустой улицы, со словами «простите, простите». Но тут перед ним возникает здоровый парень в белой футболке размера XXL с рукой, приподнятой к цептепу, который крепится к его глазу. Жест в наши дни мог значить только одно: я снимаю тебя на видео. Недждет пытается закрыть лицо рукой, но здоровяк делает шаг назад и снимает, снимает, снимает. Возможно, он думает: о, это пара сотен евро на новостях, может, я смогу запостить видеоролик в Сеть. А может, он просто думает, что друзья будут поражены. Но он стоит у Недждета на пути, и Недждет слышит за спиной гул моторов ройботов, напоминающих комаров, но сосущих не кровь, а души.
— С дороги!
Он снова и снова толкает здоровяка обеими руками, оттесняя его назад. Рот парня открыт, но, когда Недждет слышит голос, произносящий его имя, этот голос принадлежит женщине и раздается прямо за его спиной.
Недждет оборачивается. Голова парит на уровне глаз. Это она. Та самая женщина, которая оставила голову на крыше трамвая. Тот же хиджаб, та же прядь седых волос, выбивающаяся из-под хиджаба, та же грустная извиняющаяся улыбка. Из ее сломанной шеи исходит конус света, золотого света. Она открыла рот, чтобы снова заговорить.
Плечом Недждет толкает здоровяка так, что тот пошатывается и орет:
