Москва 2077. Медиум | страница 5
И так далее, и так далее… Я был очень напуган и не мог контролировать себя. Я говорил гадости о всех тех прекрасных людях, с которыми жил в Тихой Москве. Называл их кретинами, как это принято в Секторе, а еще – скучными, тупыми, отсталыми. Говорил, что они недоразвитые враги прогресса и науки. И тому подобные вещи. И всё под диктовку собственного страха.
При этом я думал: если будут бить, то пусть уже начинают. Пусть не тянут с этим делом. Потому что побои вынести легче, чем чувство страха, которое им предшествует.
Я был более чем жалок. Бейте, только не пугайте! Вот что говорили мои торопливые слова, заискивающая улыбка и умоляющий взгляд.
Обожженный отпустил мою руку, ухмыльнулся и кивнул тем двоим, что стояли в сторонке. Они шагнули ко мне и несколько раз сильно ударили меня по почкам. Боль пронзила от затылка до пяток, но я не издал ни звука. Началось, думал я. Бьют. Уже легче. Уже не так страшно. Главное, чтобы не убили.
Затем меня снова схватили за руку, повернули – и в глаза ударила черная вспышка, и я на какое-то время потерял сознание.
6
Когда я очнулся, надо мной сидело то, что еще лет шесть-семь назад, до Переворота, называли бомжом. А еще раньше, как рассказывал мой отец, – бичом. Бич, то есть бывший интеллигентный человек. Так их называли до 80-х. Если применять это слово к сегодняшней реальности, то оно точнее «бомжа». Теперь потрепанные и вонючие нищие – это, как правило, бывшие кто-то. Не всегда, конечно, интеллигенты, но тем не менее. Чтобы вы правильно меня поняли, речь идет о Секторе. А в Тихом вообще нет нищих. Да и не воняет никто.
Так вот, Это, сидевшее надо мной на корточках, было похоже одновременно на Майкла Джексона и Сергея Зверева, как они могли бы выглядеть, если бы после очередной пластической операции вместо палаты в элитной клинике их отправили бы на пару неделек на городскую свалку. Восстановиться.
Я пошевелился, разлепил заплывший от кровоподтека глаз, и бич с шумом отпрыгнул в сторону, опираясь на руку, как обезьяна. При этом меня накрыло облаком удушающей вони. Я привстал, и бич привстал. Я выпрямился, качаясь, во весь рост. Бич побежал.
Я подумал, что он скорее всего шарил у меня по карманам и надо бы его догнать, но бежать за ним не мог. Ноги были ватные, голову ломило, болели почки и вывернутые запястья.
Я оглянулся. Мимо шли по своим делам дерганые, и никто не обращал на меня никакого внимания. По проезжей части бежали рикши и катили раскрашенные картонные коробки на велосипедных колесах. На некоторых были надписи «Mercedes», или «Audi», или «Toyota». Откуда-то сверху громыхал шлягер: «Мяу-ши! Мяу-ши! Тебе мои мя-ки-ши!»