Вдруг подул ветер. Сильный, встречный; Сашка сразу почувствовал себя так, будто стоит без одежды. Он слышал, как тихонько ахнула за спиной Настя, видел краем глаза шевеление за стеклом — там, где глядели, аж выдавливали окна, ребята.
Ветер дул, и грязный предмет, покачиваясь на конце цепочки, зажатой в кулаке Рукопятова, начал разворачиваться. Сашка увидел ухо, щёку, распахнутый в щербатой ухмылке рот.
Это было похоже на гулкий кошмарный сон, когда падаешь, падаешь, падаешь и не можешь проснуться.
Ветер дул, шар, плавно качаясь, оборачивался — и всё никак не мог обернуться.
— Оп-па, — равнодушно сказал Рукопят. — Сурпрыз.
Он ухватил пятернёй шар и покивал им, как кивают кукольники марионеткой:
— Вот вам издрасьте!
Грязи не было — были следы фломастера, попытка изобразить румянец на щеках, волосы, может, веснушки. Улыбка до ушей, нос перевёрнутым знаком вопроса, глаза с кругляшами зрачков.
Чёрное на вишнёвом смотрелось жутковато. Как рваные раны. Как…
— А я скучал, внучег, — сказал, кривляясь, Рукопят. — Шо ж ты долго…
Сашка врезался в него, сбил с ног и заехал кулаком в челюсть, потом ещё раз. Меньше всего он думал про то, похож ли сейчас на Дика Андреолли. И уж совсем не думал о том, как быстро после этой драки вылетит из школы.
Он замахнулся и в третий раз, но получил в ухо, в глазах потемнело, мир кувыркнулся, завертелся калейдоскопом, больно врезался в живот. Перехватило дыхание, от боли и от ярости. Он вскочил — его ударили опять, так, что полетел спиной прямо в груду липких вонючих листьев. В голове зазвенело; нет, понял он, это звонок, звонок с большой перемены, и значит, сейчас все разбегутся, останусь только я и они.
Лишь бы Настю не тронули, гады!..
Он поднялся снова, заставил себя встать. Надо было отвлечь их внимание. Надо было…
Ему поставили подножку и, хохоча, толкнули лицом всё в те же листья, холодные и мокрые.
Сашка перекатился на спину. Услышал топот.
— О, — процедил Рукопят, сплёвывая, — сатри. Ещё один. Подмога, типа.
Курдин с разбегу налетел на него и замолотил кулаками. Рукопят зло и резко ударил. Курдин осел, шипя.
Краем глаза Сашка видел дедов шар — тот застрял в ветвях, но под порывами ветра гневно раскачивался и, казалось, пытался вырваться из кроны.
Рукопят стоял, твёрдо расставив ноги, двигая челюстью и пробуя языком зубы.
— Ахренели, — сказал.
Рядом Циркуль удерживал рвущуюся из рук Настю. Кривился: она успела-таки заехать ему в глаз, и тот теперь наливался густым фиолетом.
