Порох из драконьих костей - Владимир Аренев

В тот день, когда вернулся отец, Марта была в Рысянах, выкапывала кости дракона. Все в классе знали, что у Марты чутьё, и если кто-нибудь натыкался на обломок ребра, коготь или зуб, — звали её.

Конечно, это было паскудней, чем с мандрагорой. Здесь, случается, кричит не то, что выкапываешь, — а ты сама. Но отказываться себе дороже, это она уже усвоила. А за последние года три даже научилась извлекать из происходящего пользу.

В Рысяны Марту потащил Чистюля, у него там жила прабабка по маминой линии, скомканная, высохшая карга, от которой вечно пахло мышами. Чистюлю отправляли туда с гостинцами, и вот в прошлый вторник, отбывая повинность, он двинулся не вдоль трассы, а напролом через поле. Про кости он догадался, когда заметил третьего подряд дохлого голубя. И когда почувствовал запах — словно от карамельной фабрики.

Дорогу запомнил, от прабабки сразу позвонил Марте, так что у неё было четыре дня, чтобы подготовиться.

Как будто к такому вообще можно подготовиться.

Солнце пекло совсем не по-осеннему, сухие колосья царапались о голенища Мартиных резиновых сапог, тропка виляла вправо-влево, норовила сбить с толку. Пахло не карамельной фабрикой, а псиной, как обычно. И дохлых голубей уже не было, но Марта сразу почуяла, что кость попалась крупная. Как минимум — позвонок, а то и рог. Рога она видела лишь на картинках; в детском саду все мальчишки увлекались драконами, собирали книжки, лепили фигурки из жирного, вонючего пластилина. А один раз в городе останавливался бродячий зверинец, как раз ехал из столицы в Урочинск; и в одной из клеток лежал череп — полный, с рогами, гребнем, даже с нижней челюстью. В сумерках глазницы светились, и ещё месяц после того, как зверинец укатил, некоторые мальчишки вскидывались по ночам от крика, а младшего брата Кириков даже пришлось показать психиатру. Хотя Марта точно знала: это были просто лампочки и зеркала, ничего больше.

Настоящие кости светятся по-другому.

В этот раз она заметила их издалека — но не по свечению: сейчас, в солнечный день, какое там свечение. Просто колосья здесь уже не стояли, а свисали, безвольно и сонно, и под сапогом не хрустело, а жадно, отрывисто чавкало.

— Стоп, — сказала Марта.

Чистюля замер на полушаге, смешно раскорячившись. Стефан-Николай фыркнул и встал рядом с Мартой, как положено, за левым её плечом. Щурился, втягивал ноздрями воздух. Пахло от него какими-то химреактивами — наверное, опять полночи вымучивал из опилок, старых газет и дедового киселя философский камень.