Нет, нет, он не такой. Если он и разлюбил меня, то скорее сначала бросит и только потом заведёт другую.
Он хочет расстаться?
Я смотрю на него и думаю о тех днях, что он проводит в городе без меня. Пока я летаю. Что я могу ему дать? Отношения «два через два»? Сувениры со всех концов света в обмен на поцелуи по утрам, когда он уходит на работу? Бонусные мили вместо массажа перед сном?
Сейчас он оторвёт стакан от своих прекрасных сухих губ и выпалит что-то вроде «Мы не можем быть вместе больше. Я устал».
Я пробую сдержаться, чтобы тушь не растеклась по усталым глазам.
Я смотрю на него словно пятнадцатилетняя обманутая девчонка, которую бросают сразу после секса. Я готова вцепиться ему в рукав.
Он говорит:
- Выходи за меня?
Я оглушена. Грохот музыки и топот сотен ног огромного ночного клуба словно поставили на MUTE>6
Третий выход.
В тонких черных чулках на поясе. В босоножках на семнадцатисантиметровой шпильке. В плиссированной юбочке и с изящно убранными волосами аля французская горничная.
Они хотели, чтобы я стала чемпионом – я стала чемпионом.
Я знаю, как преподнести себя. И мое тело ноет от тоски по хорошей встряске. Каждая мышца требует, чтобы её натянули. И танец лучшее средство для этого.
Я делаю это настолько хорошо, что вы собираетесь толпой, чтобы провести ночь конвульсируя у моих бесконечных ножек.
Я кружусь перед вами. Легкая, сексуальная и восторженная лишь потому, что это моя роль. Кто-то другой должен создавать информационные корпорации, мыть стаканы, раздавать флаеры у метро. Кто-то должен качать нефть, писать техно и возить IPhon’ы из Берлина. Кто-то должен привозить туфли на дом, считать сложный процент и заказывать брокерское сопровождение на таможне.
Я должна быть здесь. С ним.
Я как-то кожей ощутила новое счастье: быть рядом с вами. В этом мире, в котором нет идеализированной правды, как нет и всех тех апокалипсических картин, что рисовала я себе ранее. Мы просто люди, просто живем и радуемся… как умеем. Мы видим друг друга с разных сторон и порой кажемся друг другу то ангелами, то демонами. Мы просто исполняем своё предназначение.
Я потираю ножкой о ножку. В тонком чулке это так заводит, что я готова спрыгнуть с помоста к моему «наблюдателю» прямо сейчас. Я завелась не на шутку и впервые поймала себя на мысли, что улыбаюсь.
Я улыбаюсь, наслаждаясь единением с этой огромной массой. Они знали, что так и должно было быть. Я улыбаюсь потому, что икона должна чуть ненавидеть тех, кто на неё смотрит. Иначе она перестанет быть образом, за которым хочется гнаться. Она должна быть строгой, как учительница или врач-диетолог. Просто потому, что иначе это не работает. Тот, кто подаёт руку, чтобы подняться обязан смотреть сверху вниз на того, кому помогает.
