— Вы ведь спутница ее милости леди Мертер? — подозрительно осведомилась элегантная дама, когда Грейс попросила сшить для нее новый гардероб.
— Я ее подруга, — ответила Грейс, возвышаясь во весь рост над исполненной презрения француженкой. — А также я теперь миссис Диккан Хиллиард.
Модистка удивленно рассмеялась и повернулась, чтобы уйти.
— Конечно, вы можете сами спросить у герцогини Мертер, когда она на следующей неделе вернется в город, — тихо продолжала Грейс, глядя в прямую спину модистки. — Но сомневаюсь, чтобы эта задержка понравилась мистеру Хиллиарду. В конце концов, именно он рекомендовал мне вас.
Конечно, это было преувеличение. Но за долгие годы, в течение которых приходилось вести борьбу за существование, Грейс научилась дерзости. Сейчас ей удалось остановить мадам, на которую ей поначалу не удалось произвести впечатление.
— Даже я знаю, что между гардеробом дочери солдата и жены дипломата существует разница, — продолжала Грейс. — Я надеялась, что смогу рассчитывать на ваши советы.
Мадам повернулась, недоверчиво приподняв бровь. Грейс не обратила на это внимания. Ее взгляд был прикован к куску материи на верхней полке. Ярко-оранжевый, цвета заката в пустыне. Такой яркий, что был похож на тропический цветок посреди анютиных глазок. Грейс почти ощущала его сладкий аромат. А рядом еще один отрез — цвета морской волны, цвета переменчивых теней в Карибском море. Жаркие, причудливые тона, напомнившие ей о приключениях и радости.
— Только не эти, — с оттенком непередаваемого презрения сказала мадам.
Грейс покорно улыбнулась:
— Конечно, нет.
И снова похоронила свои надежды.
Потребовалось целых два дня примерок и консультаций, и наконец модистка получила заказ сшить все, начиная от сорочек и заканчивая платьем для королевского приема. Все это было выдержано в бронзовых, зеленых и голубых тонах. Достойные наряды, подходящие для великосветской матроны, которую не могли соблазнить экзотические цвета Индии.
Грейс уже собиралась домой после последней примерки, когда мадам остановила ее за руку.
— У меня есть кое-что особенное, — прошептала француженка, наклоняясь к Грейс, словно собиралась выдать ей тайну. — Нечто, способное соблазнить джентльмена. Цвет безлунной ночи, который мягко оттенит вату бледную кожу. Нежнейший прозрачный газовый шелк, неуловимый и обольстительный.
И Грейс смогла представить себя в этом наряде, в этом почти непристойном кусочке ткани, о котором говорила мадам. Она почти чувствовала скользкое прикосновение шелка к коже, когда Диккан снимет его, открыв ее прохладному воздуху и горячим прикосновениям. Она знала, что краснеет, и мадам улыбнулась:
