— А если бы не доставили, то беда могла бы случиться, да?
Но старик не дал ему вознестись в моих глазах.
— Зачем же беда? Просто человека я мог подвести. Пишет сын, что приедет сюда на рыбалку один его фронтовой друг. Десять лет об этом мечтал, всё выбраться не мог. Должен я, стало быть, лодку подготовить для него.
Степан Петрович опять надел очки и проверил какую-то строчку в письме:
— Ну, а кто же из вас на аккордеоне мастер играть?
Мне послышался в этом вопросе подвох, но врать у меня не было причины.
— Я мастер играть. А что?
— Значит, — сказал старичок, присаживаясь рядом с нами и поглаживая колени, — будет у меня к тебе дело деликатного свойства. Что же ты, шутник, не сказал, что вы с моим сыном давние друзья.
Я даже приподнялся от неожиданности. Но Алёша дёрнул меня за рубашку, и я шлёпнулся обратно.
— Ну, конечно, давние друзья, — поспешно ответил он вместо меня. — Вот чудак человек! Сам же мне об этом сто раз говорил, а теперь удивляться решил.
Старик оглядел меня с ног до головы.
— Гм… Пишет сын, что знает тебя шестнадцать лет, с тех пор, когда ты ещё только чижика-пыжика на рояле играл.
— Ну да, — подхватил Алёша и осёкся. Потом он смущённо погладил меня по голове и сказал, пытаясь изобразить на лице улыбку: — Вундеркинд.
— Выходит, родиться не успел, а уже на рояле бренчал, — без улыбки посмотрев на нас, сказал Степан Петрович. — Описка тут, видать. Рассеян он у меня, сын.
— Профессор, — сочувственно вздохнул Алёша.
— А пишет сын о том… — Старик опять развернул письмо. — Вот лучше я вам его доподлинные слова прочту: «Доставит тебе это письмо Веня, мой ученик. Кроме всего прочего, он превосходно играет на аккордеоне. По этому случаю такое у меня поручение к тебе: поговори, старик, от моего имени с ним. Тут приезжал ко мне на днях директор вашего леспромхоза, что за рекой, тот самый Витюша, с которым я лет тридцать назад рыбу за Петровский мост глушить ходил. Между прочим, рассказывал, что в субботу вечер самодеятельности состоится у них. И певцы, и чтецы, и танцоры — все у них есть, а вот с баянистом беда. Пообещал я им Вениамина, который всё лето будет в лагере, километрах в десяти от них. Да закавыка в том, что приедет он за этим письмом, когда я уже в дороге буду. Объясни ему. Очень я на тебя надеюсь, старик…» Вот дело, какое. Что же, мне уговаривать тебя? Или сам в ситуацию вник?
Я до того опешил, что не мог сказать ни слова, и это моё молчание Степан Петрович принял за согласие.
