Мы поднялись и Алёша закричал хриплым голосом:
— Дедушка, а дедушка! Пеночкин Степан Петрович здесь живёт?
Старик обернулся и, прищурясь, посмотрел в нашу сторону.
— Входите, входите, не бойтесь. Собак не держу.
— Вы лучше попросите, чтобы он сам вышел сюда.
— Ну что ж, можно и так, — согласился старик и подошёл к калитке: — Вот он я, Пеночкин Степан Петрович. С чем пожаловали к старику?
Мы с Алёшей переглянулись и вдруг начали строить такие рожи, каких и в обезьяньем питомнике не увидишь.
— Что это вы? — удивился старик.
— Зубы у нас болят, — чужим голосом объяснил Алёша и Степан Петрович сочувственно покачал головой.
— А ведь мы встречались никак, — словно вспомнив что-то, произнёс он, — ваша личность мне вроде знакома.
Он приблизил ко мне своё строгое лицо, и я уже готов был повернуться и бежать, но он неожиданно мягко спросил:
— Не вы ли это в прошлом году из лагеря приходили по хозяйству мне помогать?
— Ну да, — облегчённо вздохнул я, — конечно, мы. А я вот тоже стою и думаю, где же это я видел вас. Здравствуйте, Степан Петрович.
— Здравствуйте, здравствуйте, добры молодцы — Он пожал нам обоим руки. — Пришли, значит, навестить старика?
— Мы ещё и письмо вам привезли, — сообщил Алёша. — Нас в Москве просили: зайдите, говорят, передайте письмо.
— Кто говорил? — спросил Пеночкин, принимая конверт.
— Ну… они, — растерялся Алёша.
— Кто «они»? — Степан Петрович поднёс конверт к самым глазам. — Сын, стало быть?
— Ну да, сын.
— Я ведь стар, стар, а сразу вижу, его рука. В Москву вчера ездил к нему, да малость припоздал. В Ташкент он улетел, на концерт. Профессор он у меня, музыкант.
Степан Петрович отвернулся от нас, вскрыл письмо и, словно бы между прочим, сказал:
— Шефы, те что по хозяйству приходили мне помогать… один рыжий был, на голову повыше вас, а другой в очках.
Мы сразу поняли, к чему он это говорит. Нам показалось, что сейчас он резко обернётся и схватит нас за шиворот обоих. Чтобы не дожидаться этого, мы стали на цыпочках отступать к калитке.
— Впрочем, это я про позапрошлый год говорю, — сказал старик, и мы остановились. — Тоже славные ребята были, из тех же тимуровцев, видать… На брёвнышко садитесь, вот сюда.
Старик углубился в письмо, а мы насторожённо следили за ним. Нам казалось, он играет с нами в кошки-мышки. Мы никак не могли понять: узнал он нас или нет.
— Ну, спасибо, ребятки, — Степан Петрович снял очки и положил их в карман. — Вовремя письмо доставили.
Алёше сразу же захотелось увидеть в этом какой-нибудь необыкновенный поступок. Очень желая, чтобы было именно так, он спросил, значительно глядя на меня:
