Алина, пойди поиграй, пойди почитай, пойди погуляй по саду, пойди посмотри на воду в водоеме, оставь меня в покое
не уходить, крепко держаться за нее, стать продолжением ее тела, одним целым, как пруд и прутья тростника, не выпускать тростник ее волос, тянуть его, тянуть к воде
Алина, будь славной девочкой, отпусти мои волосы, ты портишь мне прическу
у меня на руках, у меня на лице кружение-струение темного дыма, перед глазами черное кружево, нырнуть в ее волосы, как в тоннель, целиком, зажмуриться от ее тепла, от запаха коры, ничего больше не слышать в этом мареве, в этой черноте
Алина, прекрати, ты мне делаешь больно, будь послушной девочкой
А вот удар вилами, пальцы запутались в паутине волос, в крючьях серег, они цепляются за мои руки-крюки, затягивают меня в черноту, в пустоту, зубы сомкнуты в замок, пауки в подвале
ты совсем с ума сошла, оставь меня немедленно!
упала на ковер, зарылась в ворс, он схватил меня и держит крепко, он кусает мне лоб, щеки, лезет в рот, начинает кусать язык — закричала.
* * *
Уверяю тебя, Мишель, я не придумываю, все так и есть, она все время шпионит за мной, даже когда я в ванной, я слышу, как она шуршит под дверью, ты не можешь себе вообразить, с тобой она ведет себя нормально, я же вижу, но я-то, что я ей сделала?.. на днях, к примеру, она вцепилась мне в волосы и не хотела отпускать, она не в своем уме, надо поместить ее в лечебницу, я знаю, ужасно так говорить, но я не хочу, чтобы она жила дома… а эта история с пиджаком, когда у нас был месье Бо, к тому же я не могу больше брать ее с собой в город, я просто сойду с ума… даже Эдит становится страшно, не потому что с ней она ведет себя странно, нет, с ней она послушна, но Эдит видит, как она ведет себя со мной… вот и месье Бо говорит, что ее надобно поместить в пансионат, что там ею будут заниматься, постоянно под присмотром, к тому же у нее, возможно, появятся друзья
но она же не сумасшедшая
нет, это я так, просто я не знаю, как сказать, ты должен меня понять
она сидит рядом с ним, прильнула к нему, ее смуглая рука, затянутая в белую перчатку, лежит на его руке, она говорит с ним совсем тихо и сладко, точно карамельки во рту держит, приклеивает эти карамельки ему на лицо, на щеки, на бороду, на волосы, в которых уже виднеется серая солома, а в чашках чернеет черный кофе-вар, кофе-варево, но про него забыли, на ней платье из льна, что гниет в полях и полег под дождем и ветром
* * *
Она говорит:
