Нора резко вздохнула:
— Ну что же, не думать обо мне — правильный ход. Вам он сослужил отличную службу. Что бы сказали ваши утонченные друзья, узнай они, что некогда вы признавались в любви женщине, над которой насмехается двор?
Эдриан стиснул зубы.
— Это точно. Каким дураком я бы выглядел, сохраняя привязанность к женщине, которая с такой охотой отдалась счастливой семейной жизни!
Несправедливость упрека обожгла ее как огнем.
— Да, прости Господи! И разве вы могли взамен предложить мне свою дружбу? Думаю, это тоже оскорбило бы вашу гордость.
— Так и есть, — ответил он с суровым взглядом. — Это было невозможно для нас обоих.
Наступило молчание. Нора пыталась справиться с гневом. Ривенхем прав — они не могли быть друзьями. Ее муж никогда бы этого не допустил.
— В любом случае, — продолжал Эдриан, — я никогда не был вашим другом, леди Тоу. А вы — моим. — По его губам промелькнула тень улыбки. — Никогда, — легко повторил он.
И собрал поводья. Конь повернул голову.
— Все же скажите, — произнес Эдриан иным тоном, — что вы делаете в этом лесу?
У Норы комок застрял в горле.
— Я же вам сказала... — с усилием начала она.
— У вас в волосах прутик, — заметил он, — а к юбке прицепился лист. Вы лазили на дерево. Зачем?
Нора вцепилась в корзинку. Его решительный тон заставил ее содрогнуться. Сейчас с ней говорил не прежний возлюбленный, а агент его величества.
— Я рассчитывала нарвать яблок для Пламмеров. Их сын сломал ногу.
Ривенхем недобро расхохотался:
— Вы считаете меня идиотом? Или сами стали дурочкой? Выбор невелик.
Он говорил с ней, как с браконьером, которого поймали в угодьях хозяина.
— Выбирайте выражения, сэр.
В следующий миг он оказался прямо перед Норой, схватил ее за локти и с каменным лицом произнес:
— Это вы должны выбирать выражения. Должен признаться, что, да простит меня Бог, в моей душе еще живо намерение защитить вас от тревог в эти дни. Можете называть это глупостью, можете — благородством, но что-то во мне протестует против того, чтобы обречь на костер женщину, которую я когда-то любил. Ибо именно это ждет маркизу, обвиненную в измене, Леонора. Знайте, что парламент невероятно редко проявляет снисходительность и просто посылает под топор. И могу вас заверить, сейчас в Уайтхолле вовсе не склонны проявлять доброту к детям бывшего лорда Хэкстона.
И он отпустил ее. Нора едва удержалась на ногах. Только сейчас она заметила, что изо всех сил вырывалась из его хватки. Руки, там, где он держал их, болели.
