.
3. Но если человек служит демонам и страстям, то легко совершает подвиги. «Должно исследовать, — говорит преп. Иоанн в своей «Лествице»>16, — почему живущие в мире и пребывающие во бдениях, в постах и злостраданиях, когда, по удалении из мира, приступают к монашескому житию, как к месту испытания и подвижническому поприщу, не проходят уже прежнего своего подвига, ложного и притворного. Видел я весьма многие и различные растения добродетелей, насаждаемые мирскими людьми и как бы от подземного стока нечистоты напаяемые тщеславием, окапываемые самохвальством и утучняемые навозом похвал; но они скоро засохли, когда были пересажены на землю пустую, недоступную для мирских людей и не имеющую смрадной влаги тщеславия, ибо любящие влагу растения не могут приносить плода в сухих и безводных местах».
Это легко каждому на себе испытать. Стань в угол в церкви, где бы тебя никто не видел, и вот — охватит тебя
-182-
скука, рассеяние, и может даже показаться, что необходимо срочно сесть, сил нет уже стоять. Но стоит только подойти к нам кому-либо, о котором мы знаем, что он считает нас благочестивыми, подвижниками, молитвенниками, и откуда что возьмется: тяжесть и сон проходят, становится легко и свободно, и даже усердие к молитве появляется!.. Это-то и означают вышеупомянутые слова Симеона Нового Богослова: «Демоны... содействуют даже и молитвам...»
17
Вот еще пример из писаний отеческих. Поведал о себе авва Евстафий :
«Живя в мире, я никогда не вкушал пищи прежде захождения солнца. Когда я сидел в лавке, книга не выходила из рук моих: рабы мои продавали и принимали товар, а я непрестанно упражнялся в чтении. По средам и пятницам я раздавал милостыню нищим. Когда начинался звон, я спешил в церковь, и никто прежде меня не приходил в нее. Когда я выходил из церкви, то приглашал с собою бывших тут убогих в дом мой, и разделяли они со мною трапезу мою. Когда я стоял в церкви на всенощном бдении, никогда не вздремнулось мне, — и признавал я себя великим подвижником. Все прославляли и почитали меня. Умер сын мой: вельможи города пришли ко мне, чтобы утешить меня; но я не мог утешиться. От великой скорби я впал в болезнь и был близок к смерти. По прошествии семи месяцев едва поправился. Провел я в дому моем после этого еще четыре года, подвизался по силе моей и не прикасался к жене моей: я жил с нею как с духовною сестрою. Когда случалось мне видеть монаха из скита, я приглашал его в дом мой вкусить со мной хлеба. Этих монахов я расспрашивал о чудесах, совершаемых святыми старцами, — и мало-помалу пришло мне желание монашества. Жену мою я ввел в женский монастырь, а сам пошел в скит, к авве Иоанну, с которым был знаком. Он постриг меня в монашество. Имел блаженный, кроме меня, еще двух учеников. Все, видя меня особенно усердным к Церкви, отдавали мне почтение. Провел я в скиту около пяти месяцев, и начал очень беспокоить меня блудный бес, принося мне воспоминания не только жены моей, но и рабынь, которых я имел в дому моем. Не было мне отдыха от брани ни на час.
