удовольствия» .
Наконец, они учили своих учеников, что если у них возгорится спор между собою из-за какого-либо дела, то лучше оставить его не исполненным, чем причинить смущение своей совести. «Поэтому говорю вам, — обращается преп.
игумен авва Дорофей к своей братии , — если и я пошлю кого-нибудь из вас по какой-либо надобности, и он увидит, что возникает смущение или другой какой вред, оставьте дело и никогда не вредите себе самим или друг другу; но пусть дело это останется и не будет исполнено, только не смущайте друг - друга, ибо терпите большой вред, а это явное неразумие».
§ 3. Принятие на себя подвигов.
Как только человек начинает искренно и усердно работать Богу, он вскоре замечает, что многое, на что раньше не обращал никакого внимания, становится ему помехой. Раньше, например, барышня в храм не могла показаться без шляпы, а теперь, наоборот, сделавшись целомудренно-скромной девой-христианкой, не может в ней появиться — стало стыдно за «цветочный горшок» на голове, стеснительно (при низких церковных поклонах) и, просто сказать, неприлично. И вот приходится, без всякого принуждения извне, а в силу только требования внутреннего духа, надевать платок. И душа находит себя и свое место. Смотреть на иконы уже не стыдно, потому что дева на них узнает себе подобных жен и дев, хотя и прославленных. А раньше храмовая обстановка, при чудовищнокарикатурном одеянии барышни, при корсетах, французских каблучках, оголенных шее и груди, была для нее душна, невыносима; оттого ей и в церкви тяжело было находиться... Потому что все казалось чужим.
Итак, с погружением в глубину духовной жизни является необходимость в отказе сперва от ненужных и лишних вещей, потом от тех, к которым мы привыкли и которыми часто пользуемся, хотя и без особой нужды в них, и наконец от самых необходимых. Настает время подвигов. Необходимость в них возникает естественно, и обвинять монахов и подвизающихся мирян в изуверстве
(«И без этого можно спастись», — говорят обычно таковым) — значит не понимать сущности духовного делания и ни разу не коснуться его опытом даже из любопытства.
Это все можно хорошо видеть на следующем примере. Возьмем пресловутое «опрощение» Льва Толстого, его шитье сапог, косьбу, пилку дров... Вне всяких философских предпосылок (мы против них, если бы они и были, не стали бы протестовать сейчас), сам он дело объясняет так (в письме к Е. Попову от 1888 г., марта месяца): «Табак тоже бросил, две недели совсем не курил, раз только... И сапоги
