47
Синадского (бывший посол императора Никифора у Гаруна аль-Рашида) , преп. Феофилакта Никомидийского>48, преп. Никиты Мидикийского>49 и славнейшего в отцах преп. Феодора Студита>50.
842 г. - «Торжество православия», свершившееся в этом году в первую неделю Великого Поста, и доныне отмечается, являясь и торжеством монашества, вынесшего, можно сказать, на своих плечах всю тяжесть иконоборческого гонения. Св. Собор (VII Вселенский), проходивший под председательством св. Мефодия>51, анафематствовал еретиков и подтвердил иконопочитание. На утрени в этот день пелся канон преп. Феофана Начертанного (впоследствии митрополита
52
Никейского), в котором живо изображается торжество Церкви .
Чем дальше, тем монашество все более и более ширилось и делалось славнее. При македонской императорской династии, по словам историков, «монахов и
53
счесть было бы невозможно» . «В Константинополе и его предместьях, - говорит лучший знаток этой поры византийской истории Шлемберже>54 (и оттого, что говорит инославный, свидетельство вдвойне ценно), — монастыри высились целыми сотнями; у каждой церкви, даже у каждой часовни был свой монастырь; в некоторых кварталах здания их и всевозможных связанных с ними благотворительных учреждений тянулись друг за другом на необозримое пространство. Не было императора, князя, провинциального архонта, богатого сенатора или купца или же знатной женщины, которые не основали бы или не обогащали бы, при жизни или на смертном одре, какого-либо монастыря, то для снискания милости Божией, то для искупления тяжкой вины». Почти каждый зажиточный человек мечтал о своем собственном монастыре>55, а небогатые, даже крестьяне, строили их в складчину>56. Влечение в кельи стало всеобщим: представители обоего пола, всех званий и положений, от высших до низших, соревновались в желании покинуть мир. Некоторые обрекали своих детей на
57
монашество в раннем возрасте, а иногда даже еще до рождения . Многие из оставшихся в миру старались и в нем жить по-монашески, а краем жела--152-
ний даже для религиозно равнодушных людей было умереть постриженным или, по крайней мере, быть похороненным в священной ограде монастыря!»>58
Я не собирался писать историю монашества — это невозможно сделать на нескольких страницах — и потому на этом кончаю. Из сего немногого благоразумный может почерпнуть для себя достаточно уроков и убедиться, что монашество есть несомненная воня (еиюбш, благоухание: 2 Кор. 2, 15) и сила. Этого отрицать невозможно. Неверующие и безблагодатные люди могут отрицать только приятность такого благоухания для своего обоняния, могут говорить, что оно для их слабой головы слишком сильно, до обморока доводит. С этим не спорил и апостол (2 Кор. 2, 16). Но в том, что монашество для подобных лиц кажется крайностью, фанатизмом, извращением Христова учения, никто не виноват, кроме них же самих, как не виноват и мед, если он покажется горьким больному. Итак, люди могут говорить, что они не ощущают пользы от плодов монашества и не видят их, могут каяться и сознаваться в своей слепоте, но говорить, что никакой пользы от монашества нет и быть не может, — этого говорить не могут, если не хотят нарушать законов логики и всевать в окружающих подозрение насчет нормальности своего рассудка и суждений. Ибо существует множество людей, и притом глубоко образованных, которые всем сердцем и умом видят и чувствуют все то громадное значение, которое имеет монашество, хотя бы представители его и ничего не давали людям, кроме чистых молитв в тиши своих затворов и келий...
