Люба перепугалась. Да как же это она допустила, разговор этот опять завела? Зачем? Надо бы помолчать… И, насколько возможно непринужденно, спокойно, пытаясь в сторону его увести, вдруг спросила:
— Вот ты артиллеристом был, по танкам из пушки стрелял… Так ведь? А вот сколько ты их подбил, я до сих пор так и не знаю. И Олежка не знает.
Ваня все еще угрюмо сутулился над столом. Не отвечал.
— Интересно ведь все-таки. И мне… А уж Олежке и вовсе.
— Не знаю, — ответил неожиданно он.
— Как так — не знаю, — поразилась жена.
— А вот так. Точно не знаю… И знать не могу.
— Другие же знают…
— Кто, может, и знает. Возможно. Вполне могло быть. А я… Нет, точно не знаю.
— Пожалуйста, объясни, — серьезно попросила она. — Что-то совершенно новое для меня.
— А нечего и объяснять.
— Это для тебя — нечего…
— Я же не снайпер, — начал он раздраженно. — Это снайпер сам, в одиночку, по им же выбранной цели из своей винтовки стрелял. А я из пушки, целым расчетом стрелял. Семь человек… Пока не убило еще никого. А рядом другие пушки стреляли, по тем же танкам, по которым и я. Это в начале войны, — стал уже, кажется, расходиться, рассказывать с увлечением Ваня, — «соро-капятки», «хлопушечки»… Да и тех-то раз-два, и обчелся. Вот тогда… В мои первые военные дни это было… Тут точно знаю… Других орудий не было рядом, только наше стреляло. Вернее, из трофейной мы стреляли тогда, из фрицевской «пятидесятипятимиллиметровки». И подбили тогда две «тэшки» и бронетранспортер. Пусть со страху, а все же подбили, — невзначай, похоже, но все-таки немного гордясь, даже заносчиво выплеснул он. — Меня и инженера Голоколосского… Это до войны он был инженером, а тогда замковым… Нас зацепило. Его в грудь, пулей, насквозь, а меня… Чуть в лоб не попало и в руки, — слегка вскинул он обе руки. — Когда в госпиталь нас отправляли, даже фамилии записали… Вроде бы наградить…
— Наградили?
— До сих пор награждают, — отшутился не без иронии он.
— Но это же нечестно, несправедливо…
— А все могло быть. Мы же из другой части были, чужие. И к пушке из охранения тоже чужой нас привел. А тут как раз немцы снова в атаку пошли. Нас тут же в госпиталь. А бумажку, должно, затеряли.
— Так, возможно, вас ищут? — забеспокоилась Люба. — Надо писать.
— Да писали… И потом, мы со страху их подбили тогда. Один танк пропустил. Тоже со страху. И стал он наших солдат в окопах давить, — смущаясь, Ваня замолк.
— Это тогда? — потянулась Люба через стол к небольшой, бескровно-белой ямочке на Ванином лбу.
