Я быстро нашла защитный крем, но в кассу стояла длинная очередь. Когда передо мной остался всего один человек — крошечная японка, я уже изнемогала от нетерпения. Женщина покупала бананы и рылась в карманах, пытаясь объяснить кассирше, что у нее куда-то делась купюра, но та не понимала по-английски. Японка занервничала и принялась плачущим голосом спрашивать, говорит ли кто-нибудь в очереди по-английски. Желая поскорее вернуться к Юлии, я пыталась помочь японке, но перевести ее слова на французский все равно не смогла. Я была готова расплакаться, но вместо этого истерически рассмеялась. К счастью, стоявшая сзади пожилая пара владела обоими языками и помогла несчастной покупательнице.
Я бросилась бегом к сырному магазину. Лимузина на парковке не было. Запыхавшись, я ворвалась внутрь и увидела Юлию, которая не торопясь пробовала сыры. Я тоже была голодна, поэтому присоединилась к ней, отказавшись, правда, от предложенного хозяином красного вина.
— Папа предпочитает твердые сыры. Я возьму ему вот этот.
Юлия попросила взвесить ей триста граммов старого грюйера, расплатилась кредитной картой и протянула мне пакет с покупкой. Вечерело, на дорогах стали собираться пробки, лыжники спустились с трасс и возвращались по домам и гостиницам. К магазину подъехал наш лимузин, вынырнув из какого-то переулка. Давиду пришлось постараться, чтобы на такой огромной машине вписаться в поворот. Он перекрыл всю улицу, и сзади быстро скопилась очередь гудящих автомобилей. Не обращая на них ни малейшего внимания, Юлия с неторопливой элегантностью села на заднее сиденье. Я встала перед автомобилем, раскинув руки в типичном для жителей Южной Европы жесте: если кто торопится, то пусть немного подождет, уж тут ничего не поделаешь… Чтобы развернуться, Давиду пришлось спуститься с горы, затем мы снова направились вверх. Ветер утих, народ вывалил на открытые веранды баров и ресторанов: посидеть на солнышке, наслаждаясь вечерними коктейлями. Мне хотелось выкинуть Юлию из машины, перетащить Давида на заднее сиденье, прижаться к нему и разобраться наконец, носит он парик или это его родная шевелюра и что скрывает взгляд за цветными линзами. Но приходилось держать себя в руках.
Вернувшись в шале, я отправилась в ванную и стояла под горячим душем, пока окончательно не согрелась. Затем пошла на кухню раздобыть еды. Пьер сидел на стуле, задрав ноги на стол, и читал книгу. Увидев меня, он улыбнулся, вскочил и расцеловал в обе щеки. Наверное, в этом доме было положено целовать женщин при встрече. Я не возражала, но если он посягнет на большее, то получит жесткий отпор. Не делая подобных попыток, Пьер предложил мне горячий бутерброд с ветчиной и французской горчицей. В Хевосенперсете мы с дядей Яри всегда сами готовили горчицу. Дядя любил острую, и однажды сосед Матти Хаккарайнен чуть не сжег себе весь рот, отведав сосиску с нашей домашней приправой. Так что после Хевосенперсете любая горчица казалась мне мягкой и нежной на вкус.
