— Когда-то мои волосы были такого же цвета, как у тебя, — сказала графиня, — и мне всегда казалось, что в этом платье я выгляжу прелестно. Мой муж привез его из Франции. Он говорил, что выбрал его, потому что оно подходит под цвет моих глаз.
— О, я не могу надеть столь дорогую для вас вещь.
— Глупости, дитя мое. Пусть лучше ты его наденешь, чем оно будет пылиться в комоде. К тому же, — прибавила она, — если бы я даже не была в трауре, нет такого волшебства, которое смогло бы теперь втиснуть в него мою талию. Не бойся, надевай, мне же нужна спутница.
Конюхом, который привел им лошадей, оказался Рори, тот самый молодой человек, которого София видела в кухне качающимся на стуле и наблюдающим за Кирсти в тот день, когда заблудилась в замке. После того она несколько раз встречала его, но он все время проходил мимо, опустив взгляд, и лишь угрюмо кивал на ее приветствия. «Он вообще неразговорчивый, — объяснила Кирсти, когда София спросила у нее, не обидела ли она его чем-нибудь. — Когда он был маленьким, в его доме жило столько людей, что теперь ему по душе покой. Рори сам мне об этом рассказал».
Все же София поздоровалась с ним, и Рори молча кивнул в ответ, подсаживая ее в седло. Он дал ей ту же лошадь, на которой она приехала из Эдинбурга, спокойную кобылу с одним белым чулком и привычкой поворачивать назад уши, чтобы слышать каждый произнесенный звук.
Кобыла волновалась, как будто она тоже чувствовала весеннее пробуждение природы и тепло, которое нес с собой ветер. Ей не терпелось отправиться в путь, и, когда выехали на дорогу, Софии пришлось крепко взяться за поводья, чтобы не дать ей перейти на рысь. Когда кобыла норовисто пошла в сторону и чуть не столкнулась с графиней и ее скакуном, София стала извиняться:
— Моей лошади хочется идти быстрее.
Графиня улыбнулась.
— Моей тоже. — Она посмотрела на Софию. — Может быть, позволим им?
Нестись вскачь по дороге навстречу ветру и солнцу, чувствуя, как внутри все сжимается от восторга и ощущения свободы, было захватывающе, но через какое-то время графиня осадила лошадь и повернула обратно. Хотя Софии и хотелось скакать дальше, пришлось ей сделать то же самое.
Однако ее лошадь переходить на шаг не захотела, и, прежде чем София успела сообразить, что у нее на уме, поскакала во всю прыть. Как София ни натягивала поводья, лошадь продолжала нестись галопом, поэтому ей не оставалось ничего другого, кроме как держаться изо всех сил, чтобы не вылететь из седла. Когда лошадь свернула с дороги и поскакала в сторону утесов, сердце ее похолодело от ужаса.
