— О ком, миледи?
— О герцоге Гамильтоне.
София растерялась.
— Со мной он был добр.
— Я не об этом спрашиваю, дорогуша. Я хочу узнать твое мнение о нем как о человеке. — Увидев испуг на лице Софии, она прибавила: — Или ты не считаешь, что мнение женщины имеет какую-то ценность? Вот что я тебе скажу: для меня мнение женщины о человеке важнее мнения любого мужчины, потому что женщины в своих мыслях искреннее и не так падки на внешний лоск.
— В таком случае, боюсь, что разочарую вас, потому что мне герцог показался очень милым и очаровательным, хотя мы и разговаривали не так уж много.
— О чем вы разговаривали?
— Он спрашивал, какое я имею отношение к вам.
— Вот как? — произнесла графиня с тем сдержанным интересом, который, как заметила София, появлялся на ее лице всякий раз, когда речь заходила о герцоге Гамильтоне. — А о чем еще?
— Мы поговорили о Дарьене. Он сказал: мне очень повезло, что я не умерла с родителями.
— Так и есть.
— Вот и все. Весь разговор занял от силы четверть часа. Не больше.
— И ты нашла его очаровательным.
— Да, миледи.
— Что ж, — сказала графиня, — я могу тебе это простить.
Объяснять смысл этого заявления она не стала, как не стала и выражать свое отношение к этому человеку, хотя София разумно рассудила, что, скорее всего, неправильно представляет себе мнение графини.
Но больше об этом не было сказано ни слова.
Прошло еще две недели. Дни начали увеличиваться. Беспокойство, удерживавшее обитателей замка в своих цепких объятиях, росло.
Однажды утром после завтрака графиня сказала:
— Сегодня я еду кататься верхом. Хочешь со мной, София?
София удивленно кивнула головой:
— Конечно.
— Думаю, мистера Холла можно не беспокоить. У него и своих дел хватает. — С улыбкой графиня добавила: — У меня есть прекрасный костюм для верховой езды, который, думаю, тебе подойдет.
Покои графини были намного больше комнаты Софии, но тоже выходили окнами на море, хотя вид из них был не такой впечатляющий, поскольку его частично перекрывала стена замка. Над красивой резной кроватью возвышался синий шелковый балдахин, и спинки всех кресел в комнате были оббиты таким же синим шелком. Их отражали продуманно размещенные зеркала в золоченых рамах, которые улавливали свет из узких окон. Синий явно был любимым цветом графини, поскольку бархатный костюм для верховой езды, который она разложила в передней на комоде, тоже оказался синим, прекрасного насыщенного оттенка, каким бывает чистое шотландское озеро осенью.
