— Я здѣсь! заревѣлъ голосъ съ зеленой лужайки; и дѣйствительно: тамъ былъ мистеръ Габріэль Парсонсъ.
На немъ надѣта была фланелевая куртка. Онъ чрезвычайно быстро перебѣгалъ отъ калитки къ двумъ шляпамъ, поставленнымъ одна на другую, и обратно къ калиткѣ, между тѣмъ какъ другой джентльменъ, у котораго сюртукъ былъ снятъ, гнался за мячомъ въ самый конецъ зеленой лужайки. Джентльменъ безъ сюртука, отъискавъ мячъ, что продолжалось, между прочимъ, минутъ десять, побѣжалъ къ шляпамъ, между тѣмъ какъ мистеръ Габріэль Парсонсъ поднялъ палку. Потомъ джентльменъ безъ сюртука весьма громко закричалъ: «играй!» мячъ покатился, и мистеръ Габріэль Парсонсъ снова подбѣжалъ къ шляпамъ, положилъ палку и погнался за мячомъ, которыя, къ величайшему несчастію, укатился въ сосѣднее поле. Они называли это игрою въ криккетъ.
— Тотль, не хочешь ли и ты присоединиться? спросилъ Парсонсъ, приближаясь къ гостю и вытирая съ лица потъ.
Мистеръ Ваткинсъ Тотль отклонилъ предложеніе, одна мысль о принятіи котораго кидала его въ жаръ сильнѣе, чѣмъ самого Парсонса игра.
— Въ такомъ случаѣ войдемте въ комнаты. Теперь ужь половина пятаго, а мнѣ еще нужно умыться до обѣда, сказалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ. — Знаете, церемоніи и ненавижу здѣсь…. Томсонъ! вотъ это Тотль. Тотль! вотъ это Томсонъ — членъ человѣколюбиваго общества.
Мистеръ Томсонъ безпечно поклонился; поклонъ мистера Тотля былъ натянутъ; и вслѣдъ за тѣмъ мистеръ Габріэль Парсонсъ повелъ друзей своихъ въ комнаты. Габріэль Парсонсъ былъ богатый кондитеръ и всякую грубость свою приписывалъ честности, открытому и чистосердечному обращенію; впрочемъ, есть люди и кромѣ Габріэля, которые воображаютъ, что грубое обращеніе — вѣрный признакъ чистосердечія.
Мистриссъ Габріэль Парсонсъ весьма граціозно приняла гостей на лѣстницѣ и повела ихъ въ гостиную. На мягкомъ диванѣ сидѣла лэди весьма жеманной наружности и замѣтно недружелюбныхъ наклонностей. Она принадлежала къ тому разряду женщинъ, о возрастѣ которыхъ весьма трудно сдѣлать какое нибудь вѣрное опредѣленіе. Быть можетъ, что черты лица ея были бы чрезвычайно прелестные еслибъ она была помоложе; а можетъ быть онѣ и въ молодости имѣли такой же видъ, какъ теперь. Цвѣтъ лица ея — съ легкими слѣдами пудры — отличался бѣлизною восковой фигуры; лицо ея было выразительно. Она была одѣта со вкусомъ и, для большаго эффекта, заводила золотые часы.
— Миссъ Лиллертонъ, душа моя, рекомендую вамъ вашего друга, мистера Ваткинса Тотля, нашего стариннаго знакомаго, сказала мистриссъ Парсонсъ, представляя новаго Стрэфона изъ улицы Сесиль.
