С сегодняшнего дня я снова стал слушать музыку, но понемногу, наши магнитофонные записи я уже знаю назубок.
Возникает какое-то особое чувство при мысли, что тебе столько известно о других уровнях, в то время как там, наверху, люди ничего не знают о жизни — если это можно назвать жизнью, — которая их ожидает. Ощущаешь себя неким высшим существом, оторванным от людей и все же знающим, что будет с ними.
Если Бог существует, в небе или в центре вселенной, он должен испытывать нечто подобное. Уединившись, он следит за движением рока, который вот-вот обрушится на человеческий муравейник, следит с интересом, ожидая, что случится именно то, что известно только ему.
Может быть, порой он даже завидует им. Там муравьями снуют люди, радуются, что они вместе, думают, анализируют, спорят, верят или отвергают. А он здесь — один, мудрый, всемогущий, но — один.
Возможно, он был бы непрочь поменяться с ними местами, побыть хотя бы раз обыкновенным смертным, чтобы вырваться из неподвижности и уединения. Может, именно по этой причине боги античности, например, иногда спускались с Олимпа, чтобы затесаться среди людей. Боги изнемогали от одиночества.
Сегодня на меня опять нашло.
День проходил как обычно, без особых событий. И вот где-то между 17 и 18 часами перед моими глазами вдруг возникли зеленые поля на окраине моего родного города. Я отдавал себе отчет в том, что это плод воображения, однако картина, ясная и четкая, продолжала стоять передо мной.
Не могу этого объяснить, хотя догадываюсь, в чем дело. За обедом рядом со мной сидела медсестра, которой, наверное, удалось пронести сюда флакончик духов. От нее пахло фиалками — легкий и приятный запах. Думаю, я быстро забыл об этом, но в подсознании память о запахе сохранилась и вызвала к жизни зрительный образ.
Зелень травы на этой картине была разных оттенков: от темно-зеленого до бледно-зеленоватого. Были там деревья, холмы, и я ощутил дуновение легкого вечернего ветерка. Были там и люди, и я слышал щебет птиц. Мною овладел глубокий покой, я радовался тому, что могу просто жить. И не хотелось ничего другого, кроме как жить — ни надеяться, ни бороться. Хотелось просто вдыхать влажный запах земли, растущей травы и смотреть, как живут люди.
Нет, описать это мне не под силу. Тут нужен поэт. Я не поэт, и в этих подземных тайниках не стану им никогда. Но сегодня я понял, что может испытывать поэт. Мое видение было настолько сильным, что я потерял представление о времени и месте. Не могу сказать, сколько это длилось — мгновение или больше, — ибо я пребывал вне реальности.
