Мужчина оглянулся и ускорил шаг, потом побежал. Женщины не отставали.
Тоня, еще не понимая, продолжала кричать, и, Фаломеев остановил ее:
— Не надо, они не придут.
— Почему?
— Испугались. — Фаломеев пожал плечами.
— В единстве — сила, — ухмыльнулся Зиновьев.
— Ну, ты… — ощерился Кузин. — Ты единство не трогай…
— Тоня, — Фаломеев потянул ее за рукав, — вы не сказали…
— Я — как все…
— Спросим немца… — Фаломеев подошел к нему вплотную: — Имя, фамилия, звание, часть, партийная принадлежность.
Кузин и Герасимов переглянулись — будто спрашивали: тешишься? Валяешь дурака? Ну-ну…
— Это сговор с врагом, — угрюмо сказал Зиновьев, на него никто не обратил внимания.
Немец покривил пухлые губы.
— Мне нравится ваш баварский выговор, на мой вкус это самый лучший диалект Германии, и я снизойду до разговора… Повторяю: в ближайшей воинской части германской армии, куда, по моим расчетам, мы можем дойти за какой-нибудь час, вам окажут гостеприимство, накормят и отпустят. Как честный человек должен предварить, что это касается всех вас, кроме… этого. — Он ткнул пальцем в Кузина.
— Без него я не согласен. — Фаломеев протянул руку: — Кузин, дай пистолет. — Сделал шаг назад, проверил — в патроннике ли патрон, поднял глаза: — В ваших документах домашний адрес имеется?
— Зачем? — немец понял.
— После войны я отошлю — ваши документы, — это. Фаломеев произнес по-немецки, уже не для летчика, для остальных: видел, что Тоня бубнит в ухо Кузину, переводит. — Идите вперед…
Немец сделал шаг и оглянулся: «Убьете?» — «Зачем, — расстреляю…» — «Не нужно». — «Вы же отказываетесь давать показания». — «Хорошо…» — Летчик шагнул к Фаломееву, тот остался на месте, только руку с пистолетом слегка прижал к груди: «Вы нам не нужны, поэтому ваша жизнь будет зависеть от ваших ответов», — покосился на Кузина, еще продолжая удивляться, почему тот так безропотно отдал пистолет, потом догадался: сколь ни сопротивлялся Кузин, он наверняка понимал необходимость допроса и знал, что сам его провести не сможет.
— Моя фомилия Риттер. Отто Риттер, обер-лейтенант четырнадцатого Полка Люфтваффе, — сказал летчик.
— Нацист?
— У него мои бумаги… — летчик бросил взгляд в сторону Кузина. — Проверьте, там нет членского билета НСДАП,[2] вы же знаете, для каждого национал-социалиста он обязателен…
— Кто ваши родители?
— Обыватели, торгуют бельем…
— Отец, конечно, штурмовик?
— Он участвовал в движении… На первых порах.
— Были в Гитлерюгенд?
— Был.
— Почему же не наци?
