Он хорошо усвоил урок, что каждая отнятая жизнь придаёт ему новых сил и отнимает частичку души, прошлого: того, что делало его человеком. С каждым разом убивать становилось всё проще, даже если в этом не было жизненной необходимости. Человеческая жизнь теряла значимость, людьми было забавно манипулировать, а всё происходящее обращалось крайне увлекательной игрой без правил. Точнее, с постоянно изменяющимися правилами. Такими, как пожелает он.
Лишь изредка накатывала тоска. Болезненная, мучительная, изнуряющая. Такой он никогда не испытывал будучи человеком. Тоска, от осознания того, что почувствовали бы Бланш и Захари, узнав о том, кем он стал. Избавиться от щемящих душу сомнений навсегда можно было, только уничтожив в себе остатки человечности. То, что он собирался сделать это осознанно, только увеличивало шансы.
Риган открыл дверь, не прилагая усилий. Замки оказались слишком слабой преградой. Он не стал задерживаться, прошёл сразу в гостиную и остановился в дверях. Дядюшка и кузены встретили его неприветливым молчанием, двое гостей решили верным выказать солидарность родственникам лорда Эванса.
— Риган решил вернуться, — язвительно произнес дядюшка Джон, — что произошло? Неужели отцовские деньги кончились?
Эванс наклонил голову, улыбнулся, откровенно наслаждаясь провокацией и позволяя зверю внутри себя окончательно проснуться, наслаждаясь собственной возрастающей яростью. Слова родственничка больше не могли задеть его — то, что он делал, Риган делал с собой по своей воле, извлекая из глубин подсознания все самое жестокое, злое, чуждое человеческой природе.
Отец собирался ложиться, когда закончив на первом этаже, Риган поднялся наверх. Тот, разумеется, не ожидал его увидеть, и на лице его, как всегда отразилось пренебрежительно-высокомерное выражение, которое медленно сползало по мере того, как лорд Эванс проникался видом старшего сына, чьи руки в прямом смысле были по локоть в крови. Сначала Риган думал, что будет убивать его медленно. Долго, не спеша и со вкусом, хотя бы за все то, что по воле этого ублюдка пришлось пережить его матери, но всего пара слов, брошенных отцом, заставили его передумать.
— Пошёл вон. Выглядишь, как свинья на забое.
По всей видимости, отец решил, что Риган в очередной раз подрался. Так не разговаривают с сыновьями, даже с незаконными. Так обращаются к тому, кого считают значительно ниже себя. Ничтожнее.
Риган осознал свершившийся факт, только когда отец тряпичной куклой повалился к его ногам. Пальцы ещё бессильно сжимались, теперь уже в пустоте, как несколькими секундами ранее на шее лорда Эванса. Постфактум он вспомнил хруст ломающихся под его пальцами позвонков и перевёл взгляд на лежащее у ног тело.
