Ну, а что дальше было, вы сами знаете.
— Что это, думаю, за фигура ползёт с белым флагом? — продолжил старшина из второго батальона, а мне ребята шепчут: «Это не иначе как фашистская выдумка. Стреляй!» Посмотрел я в бинокль — вижу, ползёт какой-то мальчишка. В руках что-то белеет. Дополз, еле на ноги подняли: ослаб от ранения. «Откуда ты?» — спрашиваем. «Из окружения». — «Кто ты?» — «Повар из первого батальона». Связался я с первым батальоном, а там, оказывается, уже тревога: пропал мальчишка, думали, что погиб.
Вечером в санчасть, куда отправили Васю, пришла целая делегация от первого батальона. Дед Игнат только вытирал непроизвольно катившиеся слёзы и повторял: «Ах ты, пострел! Кашевар ты мой дорогой!»
Однажды с радистом и автоматчиком мы возвращались с передовой на КП. Смеркалось. Противник обстреливал наши позиции из пушек и миномётов.
Внезапно наступила такая тишина, что в ушах зазвенело.
У нас было железное правило: даже в те редкие минуты, когда не стреляют, всё равно нужно передвигаться осторожно. Мы знали, что гитлеровцы внимательно наблюдают за пристрелянными участками. Как только они заметят повозку, автомашину, даже человека, сразу открывают огонь.
Пробирались глубокой лощиной. Пахло сырой землёй, прелыми листьями и ещё чем-то неуловимым, осенним. Даже кислая пороховая гарь не могла заглушить этого крепкого осеннего запаха.
Не прошли мы и половины пути, как снова начался обстрел.
Шедший со мной радист пытался связаться с первым батальоном. Он монотонно повторял в микрофон:
— Роза, Роза! Я — Сирень, перехожу на приём.
Пока радист налаживал связь, я наблюдал за лощиной. Неожиданно из-за кустов вынырнул странно одетый боец: из-под плащ-палатки мелькали чёрные брюки и потрёпанные ботинки. Ка голове чёрная кепка, через плечо туго набитая сумка от противогаза. Приглядевшись, я увидел мальчишку.
— Куда ползёшь? Кто ты такой? — спросил я его, когда он подбежал ближе.
Мальчик молчал, видимо решая, как поступить: докладывать по уставу или удирать.
В этот момент радист поймал «Розу» и позвал меня. Поговорив, я обернулся и увидел, что мальчишка о чём-то шепчется с автоматчиком.
— Так откуда же ты? — опять спросил я.
— Я из роты связи, несу письма на передовую.
— Как тебя зовут?
— Гриша Ермаков.
— Сколько лет?
— Четырнадцать.
Я задумался. Пускать на передовую мальчишку опасно.
Гриша заметил моё замешательство.
— Товарищ командир! — сказал он. — У меня есть письма солдатам, которые ждут их более двух месяцев. Разрешите раздать, ведь солдаты ждут их… очень ждут. А я знаю, где находятся бойцы, и маскироваться умею. Вы не сомневайтесь, я доберусь.
