Если Иззи захочется на меня пожаловаться, она пожалуется одному-единственному человеку — мне самому. Если чего-то в моем поведении она не понимает, не будет искать разъяснений ни у матери, ни у подруг — спросит у меня. И я тоже.
По крайней мере, так было до сих пор. Но теперь меня охватывает отчаянное желание исповедаться постороннему. Фрэн не знает меня как облупленного. По крайней мере, знает не так хорошо, чтобы читать мои мысли. Она не разозлится, не расстроится; она будет смотреть на эту историю спокойным и отстраненным взглядом, не спрашивая, что все это значит лично для нее. Звучит, быть может, жестоко, но так оно и есть.
— Послушай, — начинаю я, — у меня серьезная проблема.
— Насколько серьезная?
— Для начала пообещай: никому ни звука. А никому — это и значит «никому», а не только общим знакомым. Сама знаешь, как бывает в нашем деле: проболтался кому-то одному — назавтра об этом знает все издательство.
— Ладно, ладно! Право, можно подумать, ты меня сплетницей считаешь! Нет, я, конечно, люблю поболтать, но, скажем, с Линдой Белл я и рядом не стою! Знаешь Линду Белл? Такая огненно-рыжая, завотделом внештатной корреспонденции: вот она…
— Фрэн!
— Извини. Ладно, выкладывай свою страшную тайну. Буду молчать, как могила. И за мои нервы не волнуйся — у меня их вообще нет.
— Сегодня утром на адрес Доктора Разбитых Сердец пришло одно письмо — совсем не такое, как прочие.
Я протягиваю письмо Фрэн и, пока она читает, не свожу глаз с ее лица.
— Просто не знаю, что сказать… то есть… ну… ты думаешь, это возможно?
— Может быть.
— А Иззи знает?
— Нет.
— Фотографии, детали — все совпадает?
— Да.
— А ее саму — эту девочку, то есть — ты еще не видел?
— Нет.
— И что же, ты с ней встретишься?
— Нет. — Помолчав, я поправляюсь: — Не знаю. Может быть. — Снова долго молчу. — А может быть, и нет.
— Что же ты теперь будешь делать?
— Не знаю. Думаешь, если бы знал, я бы здесь с тобой разговаривал? В том-то и вопрос: что делать? Позвонить этой девочке — или выбросить письмо и постараться обо всем забыть? Сказать ли Иззи? И если да, то когда? И как она это примет? Я хочу ей все рассказать, очень хочу, но… просто не могу. Уже тысячу раз я все это обдумывал и каждый раз приходил к одному: она должна знать правду. Но когда? Как?
— Знаешь… наверно, это не то, что ты хочешь услышать, но я бы все ей рассказала. И немедленно. Поверь, так будет лучше. Я сейчас говорю как женщина: если бы я узнала, что у Линдена есть ребенок, которого он от меня скрывает… ну, наверно, просто убила бы. Но с другой стороны, догадываюсь, как ты сейчас себя чувствуешь. И неудивительно! Такая новость кого угодно пришибет! А если, в довершение ко всему, над тобой висит вопрос, говорить Иззи или не говорить… — Она не заканчивает фразы. — Думаю, прямо сейчас ты все равно ничего не можешь сделать.
