— Конечно, приму, — ответила Зойка.
Девочки сошли с машин и несмело пристроились к колонне. Костя снова всех пересчитал.
— Сто двадцать четыре! — объявил он.
— Да-а, много, — протяжно сказал майор. — Что делать, дочка.
— Не беспокойтесь, мы дойдём.
Майор обратился к водителю:
— Василий, посмотри, что у нас там есть.
Солдаты стали протягивать с грузовиков банки с консервами, сахар, хлеб.
— Там баранки были. В моём вещмешке, — напомнил майор Василию, когда тот принёс три буханки хлеба и консервы.
Василий вытащил связку маленьких бубликов.
Майор ещё раз с нескрываемой жалостью оглядел ребят, снял фуражку и, склонив голову, сказал:
— Простите, дети…
Они молчали, не понимая, почему он это говорит. А майор, крепко стиснув зубы, едва заметно покачивал головой, не в силах справиться с волнением. За год с лишним их часть прошла от Днепра до Северного Кавказа. Где с боями, а где и просто так, выполняя приказ об отступлении. Они похоронили уже сотни своих товарищей и привыкли к ощущению смерти, к виду разрушенных домов, сами взрывали за собой мосты и переправы. Но нигде чувство вины за неудачи и отступление, вины, копившейся всё это время, не проявилось такой осознанной болью, как при виде этих измученных детей, в глазах которых не было и тени упрёка.
Майор, наконец, поднял голову и сказал:
— Скоро будет селение, вы там отдохнёте. Прощайте, ребята.
— Прощайте, товарищ майор, — за всех ответила Зойка. — Не волнуйтесь за нас, мы дойдём.
— Сердце у тебя золотое, девочка. Дай я тебя поцелую.
Майор крепко поцеловал Зойку в обе щеки.
— А теперь идите.
Зойка стала во главе колонны. В обе стороны от перекрестка заклубилась пыль — это расходились встретившиеся на трудной военной дороге солдаты и дети.
Первой упала Люда. Тихая, спокойная, доброжелательная, она никогда ни на что не жаловалась. У неё было удивительное свойство — оказываться рядом с тем, кому плохо. Ничем не примечательная внешне, и характер не броский — такую сразу и не приметишь. А она неизвестно как окажется рядом и негромким голосом скажет: «А вот у нас в деревне…». И расскажет, что у них в деревне делают в том или ином случае. Это Люда подошла к Зойке в роще под Моздоком, когда та, сняв повязку, разглядывала свою рану — отечная, багровая, она ныла нестерпимо. И с такой ногой предстояло идти около тысячи километров! Люда держала уже промытый в речке лопух.
— Вот у нас в деревне всегда лопух привязывали, если лопатой или граблями поранятся, — и она протянула Зойке молодой сочный лист.
