— Вах-вах-вах. За что это тебя? — ехидно интересовались бабы.
— Да сука… Прям не знаю за что, — Гюльшен из последних сил держалась, не сдавала позорной «тайны».
— Сумасшедшая какая-то. А это случайно не Мемиша-рыбака жена?
— Почем мне знать. Напала и избила. Точно сумасшедшая.
— А ты бы в полицию бы сходила бы, пожаловалась.
Наши квартальные бабы — редкие змеюки. Дело в том, что в Турции супружеская измена наказуема. Срок небольшой, но ответственность несут обе провинившиеся стороны, да и потом позора не оберешься. Поэтому о полиции речи быть не могло. Никак не могло.
— Да не… Отлежусь я. Оправлюсь. — Гюльшен поковыляла в дом.
После этого случая Мемиш одумался, вернулся в лоно семьи и перестал навещать Гюльшен по вечерам. Намус-контроль пристально следил за развитием событий, а потом сделал вывод: «Мемиш — молодец, свое дело сделал, с женой замирился, Гюльшен бросил. И поделом».
Казалось бы, все. Занавес.
Но не забывайте, что мы с вами где? В Турции. Если бы эта немудреная история произошла с Зиной и Мишей, так бы она и закончилась. Однако наша мелодрама только начиналась.
Дело в том, что квартал-то остался неудовлетворенным. Ууу, это страшный зверь — квартал. Хищник с коллективным разумом убийцы. Привыкший к крови, алчущий событий, жадный и жаждущий. Кварталу, увы, не хватило синяков и лужицы юшки на крыльце. Поэтому квартал принялся вносить в сценарий драмы свои правки.
Подозрение, что это обманутая жена Мемиша написала в тюрьму, мы отмели сразу же. Ну не могла она найти адреса, да и не стала бы писать в силу малограмотности и полученной уже сатисфакции. Тогда кто? Тогда кто не поскупился на детали и открыл мужику глаза на супружескую «верность» Гюльшен? Мы могли только предполагать… Но сороки тащили на хвосте новость за новостью, и вот уже весь квартал узнал, что Гюльшен получила весточку из тюрьмы от мужа, а в весточке этой угрозы скорой расправы. И вот уже весь квартал замер в ожидании неминучей развязки. И вот уже сама Гюльшен, поняв наконец-то, что скрывать грехопадение бессмысленно, ходит из дома в дом и обреченно дышит дымом…
— Убьет теперь, — дым кутал рыбью фигурку Гюльшен в сизый саван. — Обещал зарезать. Вот так вот.
— Вах-вах-вах, — ужасались женщины, но в глазах у них маялось любопытство и пальцы потели от возбуждения. — А ты бы на развод подала или в полицию. Или пусть твой рыбак за тебя вступится.
— Убьет он меня. Кому я нужна теперь такая, — она тянулась за следующей сигаретой, обламывала фильтр. Крошки липли к сухим губам.
