Возвращая Томину его удостоверение, директор замечает:
-- Здесь вы помоложе... Присаживайтесь, -- и отцепляет канат.
-- На музейную мебель?
-- Что ей сделается?
Оба садятся.
-- Я к вам насчет "Подпаска с огурцом", -- пускает Томин пробный шар.
-- Насчет кого? -- изумляется Пчелкин.
-- Так называется картина.
-- Первый раз слышу. Чья она?
-- Автор, к сожалению, неизвестен.
-- Хм... А чем же этот подпасок интересен для угрозыска, кроме, простите, огурца? -- острит директор.
-- Парнишка замешан в темных махинациях... У вас там не Веласкес?
-- Он самый! -- гордо подтверждает Пчелкин. -- "Инфанта", то бишь испанская принцесса. Я, если честно, в живописи не ахти, но тут явно чувствуется классика, верно?
-- Я тоже не ахти.
-- Тем не менее обратили внимание. А понимающие туристы, те прямо ахают и сразу -- за фотоаппараты!
-- Да?.. Скажите, товарищ Пчелкин, почему вы не сообщили в Управление культуры о краже в музее?
Пчелкин ошарашен:
-- П-позвольте... О чем вы говорите?
-- Кража восьми картин из собрания Таланова полгода назад.
-- Но... никакой кражи не было!
-- Как же не было, когда была. Мне рассказали здесь в милиции через десять минут после моего приезда.
-- Не было кражи! -- горячо протестует директор. -- Была попытка. Неудачная попытка, которую ваши коллеги немедлен-но пресекли. Вы же видите -- все возвращено, ничего не пропало!
-- Это еще вопрос. Недавно "Инфанту", разумеется тоже с яблоком и с подписью Веласкеса, пытались вывезти за рубеж. Для маскировки ее переодели подпаском.
-- Да вот же она!
-- Точно ли она?
Пчелкин вскакивает, подходит к картине справа, слева, вгля-дывается.
-- Ну конечно, она... Все то же самое. Даю вам честное слово!
-- Честного слова мало, сами понимаете. Придется забрать вашу "Инфанту", чтобы специалисты могли их сравнить -- кото-рая подлинная.
Пчелкин с трудом усваивает новость.
-- Картина чрезвычайной ценности, -- нервно говорит он. -- Я буду ее сопровождать.
-- Отлично. А я буду сопровождать вас. Отправимся в среду утренним поездом.
x x x
Помимо директора визит Томина в город взбудоражил и еще кое-кого. Поздним вечером из вокзальной будки междугородно-го телефона-автомата звонит грубоватый дюжий мужик, слишком физически здоровый и флегматичный, чтобы всерьез трево-житься, пока петух не клюнет.
-- Извиняйте, что разбудил, -- гудит он в трубку. -- У нас тут легкий шухер в музее... Нет, я с вокзала звоню, по московскому автомату... Один момент. -- Опускает монету. -- Столичный майор приехал, Пчелкина тянет... Да уж он вещички складывает... Кар-тину какую-то опечатали, сказали с собой возьмут. Момент... -- В прорезь отправляется следующая монета. -- Ни-ни, я ничего не шебаршусь, я помалкиваю... И в котельной у меня был, глядел... Ага, понял. Все будет оки-доки... Маруська привет и поцелуй передает. Соскучилась, говорит. Ладно... Ладно, буду телефониро-вать.
