С докладом о выполнении задания Макаров явился на КП, когда Лунев знакомил Вороненко и Овсия с содержанием своего разговора с командующим. Лунев выслушал Макарова, поинтересовался некоторыми деталями полета и, наконец, спросил: кого он из своей эскадрильи может рекомендовать в разведку для штаба армии, повторил требования командующего. Думали и говорили недолго. Выбор пал на экипаж командира звена Когтева, не раз уже бывавшего в тылу противника.
Итак, экипаж в составе его командира Когтева, штурмана Заблоцкого и стрелка-радиста Бравкова становился разведчиком. В каждом полете экипажу предстояло рассчитывать только на себя. В таких случаях все удваивалось в своем значении: и внимание, и воля, и выдержка. Но благополучие полета, в конце концов, могло зависеть от многих других факторов.
Самолет осмотрен, подготовлен, напутственный разговор командира полка с экипажем состоялся.
— Вот так, друзья-помощнички. Теперь дело за нами, — проговорил Когтев, когда они вышли из землянки КП.
— Уточняю, товарищ командир, — всех вместе и каждого в отдельности, — первым отозвался Бравков.
— Правильно! — согласился Когтев. — А что штурман наш скажет?
— Будем надеяться… — неопределенно начал Заблоцкий.
— Сказал утопающий и пошел ко дну, — гыгыкнул Бравков, перебивая его.
— Ты будешь когда-нибудь серьезным человеком, Бравков? — не принял шутки Заблоцкий.
— Какая может быть серьезность, Миша, когда брюхо шамовки требует, а там уже ужин готов и кружечка холодненького дожидается. Нет, до ужина серьезнеть я не согласен.
Время действительно подходило к ужину, и они свернули к столовой.
Разговор между командиром и штурманом не клеился. Вроде обидевшись на что-то, штурман угрюмо отмалчивался, как ни старался Когтев разговорить его. Когда смолк и сам Когтев, Бравков вдруг нараспев заговорил:
— Последний нынешний денечек летали с вами мы в строю, а завтра рано чуть светочек пойдем в разведочку свою.
Откуда было знать Бравкову, что этим он вторгся в тайные размышления Заблоцкого о том, как легко и просто было летать в строю и как сложно будет все делать и за все отвечать самому. Угнетала его мысль и о том, что одному самолету вдали от линии фронта не выдержать единоборства с истребителями.
— Угомонись, Бравков, — проворчал Когтев.
Бравков сорвался с места и побежал к предлесной полосе разнотравья, усеянной цветами.
— В чем дело, Михаил? Что за настроение? — спросил Когтев Заблоцкого. — Ты вот что. Если не готов или не уверен в себе, скажи, я попрошу комэска заменить тебя.
